использование материалов разрешено только со ссылкой на ресурс cossackdom.com

І.В. Сапожников

ПІВДЕННА УКРАЇНА СЕРЕДИНИ ХVІII ст.

У ПРАЦЯХ ШАРЛЯ де ПЕЙСОНЕЛЯ

Завдяки зусиллям багатьох вчених протягом останніх 10-15 років був зроблений значний крок вперед у дослідженнях доросійського періоду в історії Північного Причорномор’я[1]. Водночас маю наголосити на тому, що й досі не введені до наукового обігу не тільки великі масиви архівних документів, але й значна частина праць та описів, що були опубліковані переважно за кордоном. До кола останніх слід включити низку книг та нарисів французького дипломата, археолога та історика Шарля де Пейсонеля. Він безумовно заслуговує на своє власне місце у вітчізняній історіографії, яке було б гідним та відповідним значенню його непересічної постаті. Однак спочатку наведемо його стислу біографію[2].

Шарль (Клод-Шарль) де Пейсонель (1727-1790 рр.) народився на півдні Франції (в Марселі) у родині дипломата та археолога Шарля де Пейсонеля (1700-1757 рр.). Відомо, що на початку 1730-х років Пейсонель-батько відвідав берега Малої Азії, де провів археологічні розкопки деяких давньогрецьких міст[3]. За значні дипломатичні досягнення під час підписання Білградської мирної угоди (1739 р.) король Людовік ХV призначив йому персональну пенсію та присвоїв графський титул. Поки що можна сказати, що принаймні з середини чи кінця 1730-х років по 1745 рік включно Ш. де Пейсонель працював у Константинополі[4], а у 1747 році був призначений консулом Франції у Смірні (сучасному Ізмірі, Туреччина), куди виїхав разом зі своїм сином, про якого і йдеться далі.

Шарль де Пейсонель-молодший, продовживши сімейну традицію, також вибрав для себе дипломатична кар’єру. Як і його батько, він спочатку був посланцем у Смирні, посля чого був направлений до Константинополя, а у 1754 році – відряджений до Криму в якості консула французького короля при дворі кримського хана. Там він перебував як мінімум до кінця 1758 року[5], після чого був консулом Франції в Кандії (на острові Крит, у 1760-1763 рр.) і знову у Смирні (до 1778 або, за деякими джерелами, навіть до 1783 р.). Закінчивши службу в міністерстві іноземних справ Франції, Ш. де Пейсонель оселився у Парижі, де усю решту свого життя займався редакцією та публікацією численних нарисів і щоденників, які зробив за роки свого тривалого перебування на Сході[6].

А згадати йому було про що, оскільки значну частину свого життєвого шляху французький дипломат присвятив дослідженню археології, історії, географії, етнографії та торгівлі різних куточків Порти Оттоманскої. Ш. де Пейсонель є автором численних праць, в яких під тим чи іншим кутом зору описано багато сучасних країн та їхніх народів, зокрема й півдня сучасної України. Як дипломат-практик він надавав особливого значення аналізу зовнішньополітичної, внітрішної суспільно-політичної та військової ситуації, хоча деякі його роботи є більш спеціальними.

Його перший друкований твір, опубликований в Парижі у 1754 році, мав назву «Звіт про сучасні повстання у Персії та Грузії») [33]. А ще через 11 років побачила світу одна з найвідоміших праць Ш. де Пейсонеля «Історичні та географічні спостереження за варварськими народами, що мешкали на берегах Дуная та Понта Евксинського» [34]. Хоча ця книга присвячена здебільшого античній та середньовічній історії та географії Північного Причорномор’я, в ній наявна цікава інформація стосовно розглядаємого нами періоду, до якої ми обов’язково повернемось трохи нижче.

Ш. де Пейсонель був найактивнішим участником полеміки з низки актуальних проблем зовнішньої політики Франції. Міжнародні конфлікти і кризи другої половини XVIII ст., пов’язані з так званим «східним питанням», знашли своє відображення у численних творах та публікаціях спостерігачів цих подій, що є свідченням нарастаючого інтересу освіченої частини європейського суспільства до маловідомого їй тоді східного регіону. Так, у 1784 році були опубліковані «Нотатки барона де Тотта щодо турків та татарів»[7] і Ш. де Пейсонель одразу ж відгукнувся на них критичними зауваженнями, які були надруковані у п’ятому томі другого видання книги Ф. де Тотта [35]. До речі, саме вони користувались неабиякою популярністю у інтелігенції Російської імперії, зокрема у Херсоні та Києві, що засвідчив, наприклад, відомий південноамериканський революціонер Франсіско Міранда, який у 1786 році привіз з собою до Росії кілька примірників книги Ф.Тотта з нотатками Ш. де Пейсонеля [13, 35].

Вжe у 1787 році побачив світ його «Трактат про чорноморську торгівлю» [36], який одразу ж отримав ще більшу відомість та розповсюдження. Вже за рік ця книга вийшла в Амстердамі новим виданням під дещо іншою назвою «Observations sur le commerce de la Mer Noire» (Спостереження щодо чорноморської торгівлі) [37], а ще через рік вона була опублікована у німецькому перекладі [4, 498–499]. Очевидно, що наведені факти відображають дуже значний інтерес до чорноморського регіону, що мав тоді місце і в передових країнах Західної Європи.

Під час Французької революції Ш. де Пейсонель був одним з авторів періодичного видання, яке виходило під редакцією відомого французького просвітителя та політичного діяча М.Ж.А. Кондорсе («Bibliothèque de l’homme public»). В останні роки свого життя Ш. де Пейсонель опублікував низку книг, які були присвячені перспективам зовнішньої політики Франції, зокрема, й по відношенню до Російської імперії [38; 39; 40].

Слід підкреслити, що деякі зі згадані вище праць Ш. де Пейсонеля присутні в провідних бібліотеках Україні, зокрема усі вони без виключення наявні у Науковій бібліотеці Одеського національного університету ім. І.І. Мечникова. Потрапили вони до неї з двох колишніх бібліотечних збірок – Рішельєвського ліцею (попередника Одеського університету) та майоратного будинку Воронцових в Одесі (в наш час складає так званий іменний Воронцовський фонд Накової бібліотеки ОНУ) [19; 20, 18–57].

Проте далеко не всі твори Ш. де Пейсонеля, які безпосередньо стосуються теми нашої статті, були опубліковані за його життя. Відомо, що після його смерті залишились у рукописах наступні роботи: «Історична записка про Російську імперію, татарську державу, Черкесію, Дагестан, ногайців та козаків», «Записка щодо повстання ногайців» (1758), «Політичні міркування про незалежність татарів та російське судноплавство на Чорному морі» (1772), «Про те, як надати татарській незалежності міцності та стабільності і як заважати росіянам досягнути успіху в їхньому підкоренні» (1772) і нарешті «Міркування про мирну угоду між Росією та Портою, що була укладена у Кайнарджику» (1777)[8].

Отже, навіть простого переліку опублікованих, а також рукописних праць Ш. де Пейсонеля цілком достатньо, щоби зробити висновок про його значний внесок у історіографію Південної України 1750-80-х років. Однак межах цієї статті ми зосередимо увагу в першу чергу на його монографії «Трактат про Чорноморську торгівлю», яка отримала розповсюдження на території Російської імперії переважно у своєму першому французькому виданні [36].

Хоча ця книга ніколи не видавалась російською мовою в повному обсязі, дореволюційні дослідники Північного Причорномор’я звичайно були з нею знайомі і доволі часто посилались. Так, ще у 1794 році Андрій Мейер[9] навів у своїй відомій монографії «Опис Очаківької землі» невеличкий фрагмент з неї, в якому Ш. де Пейсонель повідомів дані про вивіз товарів з північно-західної частини Очаківської області до Туреччини через містечко Дубосари на Дністрі у 1759 році (Дод. 1) [12, 137–138]. Вже на початку ХІХ ст. в своїх розвідках з історії та географії її використав один з перших російських дослідників Кавказу С.М. Броневський [5]. Цим він по суті поклав початок сталої традиції, оскільки й до наших часів названу працю значно краще знають та поціновують на Кубані, Північному Кавказі та у Східному Причорномор’ї (в першу чергу в Абхазії), ніж скажімо, у Південній Україні та в Криму.

Саме тому вже у 1886 році значна частина «Трактату про чорноморську торгівлю», що стосується саме Східного та Північно-Східного Причорномор’я, була перекладена та видана видатним кубанським дослідник Є.Д. Феліциним[10] [28]. Вже через п’ять років цей переклад-реферат був опублікований у розширеному вигляді у «Кубанскому збірнику» [29]. Треба сказати, що цій роботі поталанило, оскільки вона друкувалась ще тричі: у Краснодарі у 1927 р. [15]; Нальчику (вибірково) у 1974 р. [16] та знову в Краснодарі у 1990 р. [17].

Проте, публікація цих видань, нажаль, майже не відобразилась на популярізації книги в Україні[11], оскільки усі вони були видруковані незначними накладами. Так, «Трактат про чорноморську торгівлю» не згадується у відомих збірках та оглядах творів західноєропейських подорожників та вчених («чужинців») про землі сучасної України, що належать В. Січинському [25], Ол. Вінтоняку [6], Дм. Наливайку [14] та М. Подрезовій (по Південній Україні) [19]. Саме тому у додатках з невеликими купюрами та деякими коментарями нами наведені переклади трьох з вісьми розділів книги, які були видані свого часу Є.Д. Феліциним[12] (Дод. 2-4). Крім того, автор вирішив републікувати тут же ще один невеликий фрагмент «Трактату» Ш. де Пейсонеля в перекладі українською мовою, який був наведений у збірці документів та матеріалів, присвячених історії міста Хаджибея (Одеси) (Дод. 5) [9, 135].

Проте, низка фахівців, які безпосередньо займались різними аспектами історії Південної України ХVIIІ сторіччя, час від часу звертались до «Трактату про чорноморську торгівлю». Так, наприклад, С.Я. Боровий понад 40 років тому написав спеціальну статтю, присвячену ролі Франції у зовнішньторгівельних операціях на Чорному морі в останній третині XVIII – на початку XIX ст., в якій особливу увагу приділив Ш. де Пейсонелю та його праці [4]. Пізніше А.В. Бойко звернув увагу на цю працю як на важливе джерело з історії запорозького козацтва [2].

Щоправда, інтерес до цієї книги значно пожвавився в останні п‘ять-шість років [7; 9; та ін.], але відсутність її повного російського або українського видання й досі аж ніяк не сприяє повноцінному дослідженню та вирішенню цілої низки проблем доволі складного періоду 1750-60-х років в історії Північного Причорномор’я. Підкреслимо, що для цих часів і без того відчувається постійний брак як опублікованих матеріалів, так і архівних джерел (особливо іноземного походження) [Див., наприклад: 1; та ін.], на відміну, скажімо, від наступного періоду 1775-1800 років [3; та ін.]. Оскільки здійснення проєкту по перекладу й виданню такої книги потребує значних зусиль, коштів та доволі тривалого часу, ми можемо тільки порекомендувати сучасним дослідникам історії Південної України поки що користуватися перекладом Є.Д. Феліцина (Дод. 1-5), стосовно якого зробимо декілька більш чи менш загальних зауважень.

Передусім, ознайомлення з цією роботою дає нам повне право наголосити на тому, що в ній присутній значний обсяг цінної та доволі різноманітної інформації. Цілком зрозуміло, що в першу чергу вона стосується торгівлі на території усього Кримського ханства. Оскільки, як вірно помітив сам Ш. де Пейсонель, «всі ногайці мають однакові звички та звичаї, однаковий спосіб життя, отже, й однакові потреби і торгівлю»  (Дод. 4), наведені факти значною мірою мають безпосередне відношення й до тих племен, що мешкали у 1750-х роках у степах Північного Причорномор’я та Приазов’я, отже – на землях материкової (точніше, степової) частини сучасної Південної України.

На наш погляд, особливої уваги заслуговує опис адміністративного устрою Кримського ханства взагалі та ногайських орд зокрема, а також організації військової справи у ногайців. Непересічний інтерес мають також дані про доволі складну грошову систему Кримського ханства, систему мір та ваг, відкупів, перелік експортних та імпортних товарів та ціни на них, а також детальний опис торгівлі рабами. Звичайно, що певною мірою така характеристика відображає і особливості господарства тих часів, яке вели як кримські татари, так і ногайці. Стосовно останніх можна сказати, що значна частина з них (особливо Буджакська орда) у середині ХVIII ст. вже практично перейшли від кочового способу існування до осілого чи напівосілого життя, що в першу чергу проявилось у доволі поширенному росповсюдженні серед них землеробства, хоча й у доволі примітивних формах.

Частина цієї інформації має пряме відношення до етнографії ногайців, хоча Ш. де Пейсонель, судячи з усього, не ставив перед собою за мету її цілеспрямоване дослідження. До речі, цікаві дані щодо цього можна знайти у іншому письмовому джерелі того часу – путівних замітках німецького купця Николаса Клеємана, зроблених у 1768-70 роках [31], які відомі також у французькому та російському перекладах [10; 32]. Особливого значення має його яскравий опис ногайського аула, розташованого десь на середині шляху від Бендер до Очакова, в якому йому довелось провести одну ніч [21]. 

Слід підкреслити також точність та вичерпність переважної більшості фактів, зібраних та наведених Ш. де Пейсонелем. Проте, сказане на перший погляд ніби-то не стосується його загальної характеристики ногайських орд. Так, у ще одному маловідомому документі того часу – описі кордону Запорозької Січі з Кримським ханством (складений у 1766 році секретарем Іноземної колегії Василем Чернявським), що також частково наведений нами в додатках до статті для порівняння (Дод. 5), йдеться про ще одну ногайську орду, а саме Єдичкульску, яка мешкала між берегом Азовського моря та лівим берегом Дніпра. Факт присутності тієї ж самої орди під назвою Едишул-мулті зафіксував всього через три роки і згаданий нами вище Н.Є. Клеєман, який, до речі повідомив не про чотири (або п’ять), а вже про сім ногайських орд, які підкорялися кримському хану. Зауважимо, що таке явне неспівпадіння майже одразу помітив німецький вчений Тунманн, але він навіть не спробував його поясніти, очевидно, не маючи відповідних матеріалів [27, 45–46]. В той же час насправді тут немає ніякої загадки, оскільки, за даними фахівців з історії ногайців, Єдичкульска ногайська орда була переведена на територію Кримського ханства близько 1759 року [8]. Ясно, що Ш. де Пейсонель охарактеризував ту ситуацію, що мала місце під час його безпосереднього перебування в Криму, і тому в нас немає ніяких підстав для його звинувачування у необ’єктивністі.

Наведений приклад ше раз свідчить про те, що у середині ХVIII ст. ситуація в розглядаємому регіоні іноді дуже суттєво змінювалась протягом навіть не десятиліть, а лише кількох років. У зв’язку з цим очевидно слід мати на увазі, що стан ногайського суспільства, зафіксований Ш. де Пейсонелем, В. Чернявським та Н.Е. Клеєманом (1750-1760-х років, навіть з охарактеризованими змінами) і частково висвітлений Тунманном, ні в якому разі не можна переносити на характеристику ногайского суспільства як раніше (особливо, на період 1700-1734 років), так і протягом 1770-1787 років (до початку нової російсько-турецької війни), що іноді дозволяють собі деякі дослідники.

Проте інший момент, який стосується Єдисанської орди, всеж-таки викликає сумніви. Ш. де Пейсонель повідомив, що вона складається з п’яти племен, які мають назви Сарифу, Делігель, Березен, Хаджидер та Сарияр (Дод. 3). Однак, ці імена насправді є нічим іншим як назвами гідрографічних об’єктів Бузько-Дністровського степового межиріччя: Сарифу (точніше, Сари-су) – найвірогідніше, річка та лиман Кучурган, Делігель (Делі-гель) – Тилігульський лиман (озеро) та річка, Березен – Березанський лиман та річка Березань (своріше за все, лівий рукав цього лиману; оскільки правий мав тоді назву Сасік-Березен), Хаджидер (Аджі-дере) – балка, що впадає у Дністровский лиман в районі сучасного Овідіополя, Сарияр (Сари-яри) – сучасна назва поки не встановлена. Отже, перед нами виникла таж сама ситуація, яку Є.Д. Феліцин зафіксував раніше по відношенню до запропонованого Ш. де Пейсонелем розподілення на окремі племена Кубанської ногайської орди (Див. примітку 31 у додатку 3). Звичайно такий підхід французького вченого потребує більш детального вивчення, але вже зараз можна припустити, що він міг мати на увазі не назви орд, а місця розташування їх адміністративних центрів, що цілком вірогідно.

Що стосується решти інформації, яка міститься у монографії «Трактат про чорноморську торгівлю», то вона, на нашу думку, безумовно заслуговує на більш детальний та всебічний аналіз з боку фахівців, а ми зі свого боку можемо лише додати до сказаного карту, яка певною мірою слугує ілюстрацією до проаналізованої книги. Йдеться про «Сartе des Environs du Dnieper ou Borysthene, Anciens et Moderne, de la Crimee et de la Mer de Zabache. D’après les cartes Ms. [Manuscripts] de M. de Peyssonnel № III, IV, V et VI et Publiée en Juillet 1765». (Карта околиць Дніпра або Борисфена, стародавня і сучасна, Криму та Азовського моря. Згідно рукописних карт г-на де Пейсонеля № III, IV, V та VI, опублікованих у липні 1765 р.). Вона була опублікована у 1765 році в іншій монографії Ш. де Пейсонеля і, судячи з легенди, складена автором на підставі четирьох карт його батька. Про одну з них Пейсонель-молодший побіжно згадав у тексті тієї ж книги [34]. Навіть попереднього ознайомлення із цією картою виявилось досить, щоби зробити висновок про те, що не дивлячись на доволі дрібний масштаб, вона своєю точністю та інформативністю вигідно відрізняється від усіх відомих нам російських карт регіону, створених до 1769 року (Рис. 1)[13].

Як бачимо, цей картографічний документ сам по собі є доволі цікавим джерелом з історії усього Північного Причорномор’я, оскільки на ньому, крім інформації стосовно античної та середньовічної географії, що досліджена Ш. де Пейсонелем у тексті книги [22], одночасно нанесена ситуація, яка відповідає саме середині ХVIII ст. З неї звернемо увагу на Дніпровські пороги, Нову Запорозьку Січ (Poutcal), місця розташування ногайських орд, хоча на карті позначена також ціла низка населених пунктів та фортець, а також велика кількість річок, островів, заток та ін. Однак, на жаль, детальний аналіз змісту цієї карти забрав би занадто багато місця, а також викликав необхідність залучення знавця тюркських мов та фахівця з топонімії.

Таким чином, викладені у цій статті факти дают нам повне право стверджувати, що французький дипломат та вчений Клод Шарль де Пейсонель дійсно був непересічною постаттю в історії усього Північного Причорномор’я. Ми сподіваємось, що наша робота не тільки послугує для увічнення його імені і в нашій країні, а найголовніше – дасть поштовх для того, щоби до його творчого спадку звернулись фахівці з самих різних галузей історичної та географічної науки.

Додаток 1

ВИВОЗНА ТОРГІВЛЯ ДУБОСАР

[наведено за: 12, 137–138].

Господин Пейсонел в сочинении своем под заглавием «Рассуждение о Черноморской торговле», в І-й части на странице 302 делает следующее исчисление вывозимых из Дубосар товарам, которые суть:

От 10 до 12 тысяч ок[14] табака – 1800 руб.

От 1000 до 1500 овечьих шкур или кож – 450 руб.

2000 ок масла (по-турецки – чичек-яге) – 200 руб.

От 1500 до 2000 ок сыра (по-турецки – диль-пейнар) – 200 руб.

Столько же творога или брынзы – 150 руб.

4000 ок сала – 240 руб.

2000 ок белужьей и осетровой икры – 150 руб.

10000 мешков пшеницы (в три пуда, по 30 фунтов каждый) – 2300 руб.

10000 мешков ячменя – 750 руб.

15000 мешков проса – 2250 руб.

От 300 до 400 волов – 1600 руб.

До 5000 овец – 4500 руб.

До 300 лошадей – 1620.

Итого по ценам, бывшим в 1759 году – 12210 руб.

Из одной только Дубосарской округи [в Турцию и далее], исключая товары, вывозимые в Россию, Польшу и Молдавию [37-I, 132].

Додаток 2

ТОРГІВЛЯ НА ЧОРНОМУ МОРІ (1750-1762 рр.)

[наведено за: 29].

Изучению мореплавания и торговли по берегам Черного моря, говорит Пейсонель в предисловии к своей книге, я посвятил большую часть своей жизни. Сознавая важное значение и выгоды, которые могла бы извлечь для себя Франция, пользуясь Черным морем для развития торговли, я начал с 1750 года, в бытность мою в Смирне и Константинополе, собирать по интересующему меня вопросу сведения от турецких, греческих и армянских купцов и с этою исключительною целью сводил с ними знакомство. В 1753 году я послан был в Крым в качестве консула французского короля при татарском хане. Находясь в центре Черного моря при условиях, предоставлявших мне возможность без особенных затруднений достигнуть желаемой цели, я значительно расширил круг своих сношений по собиранию данных о торговле и, наконец, в 1762 году труд мой был окончен. С тех пор многое изменилось. По Кучук-Кайнарджийскому трактату русские получили право свободного плавания по Черному морю, приобрели три пункта в Крыму, основали на берегу Борисфена Херсонисского город, о котором, однако, я не упоминаю в своем сочинении, потому что его не существовало, когда составлялась эта книга[15]; наконец весь Крым и страны, входившие в состав татарского государства, перешли под власть русской императрицы. Все это значительно видоизменило положение вещей, но, по многим причинам, объяснять которые не считаю уместным, я не признаю нужным делать какие-либо поправки в своей книге и представляю ее в том самом виде, в каком она была мною составлена. Ограничиваюсь только некоторыми замечаниями относительно происшедших изменений в той мере, к какой это необходимо для того, чтобы познакомить своих соотечественников с теми новыми условиями, при которых может производиться торговля на Черном море с русскими в настоящее время и с теми затруднениями и препятствиями, какими сопровождается это дело при изменившимся положении вещей. Что же касается фактических и цифровых данных, касающихся торговли, то они оставлены в прежнем виде, без всяких изменений.

Малая Татария

В настоящее время государство татарского хана заключает в себе все страны, находящиеся к северу от Черного моря между pеками Кубанью и Дунаем, то есть: 1) Бессарабию или Буджак, где кочует орда Буджакских ногайцев между Дунаем, Днестром, Черным морем и Молдавией; 2) пространство, заключающееся между pеками Днестром, Борисфеном [Днепром], Бугом и границами Польши, близ которых находится орда Едисанских ногайцев; 3) равнины, лежащие между pеками Борисфеном, Доном и границами России; незначительная часть этих равнин занята ордою Джембулукских ногайцев; 4) полуостров Крым и 5) вся Черкесия от Еникольского пролива или Босфора Киммерийского до Кабарды, где расположена орда Кубанских ногайцев [36-I, 4].

О монетах, находящихся в обращении в Крыму 

В Крыму, главным образом, обращаются монеты крымского хана и турецкого султана. Уже несколько лет сряду крымские ханы приказывают выбивать только маленькую медную монету, смешанную с весьма небольшим количеством серебра: ее называют бешлик (6 французских денье, 1 денье = 1/12 су) или монету 5, потому что она стоит 5 аспров крымских (каждый аспр = 1 1/5 денье французских); 20 бешликов или 100 аспров образуют крымский пиастр (10 французских су), монету не действительную, а только счетную, как у нас во Франции турский ливр (=20 су). Ценность ханских монет находится всегда в полной зависимости от турецких монет, а стоимость последних повышается и понижается, смотря по обилию бешликов и редкости пиастров. Когда я прибыл в Крым, в конце 1754 г., турецкий пиастр, приравниваемый обыкновенно к 3 французским ливрам (ливр 25 коп.), стоил 7 1/2 пиастров крымских. Затем, во время дальнейшего моего пребывания в этой стране, ценность турецкого пиастра изменялась очень часто и при отъезде моем, в конце 1758 г., понизилась до 6 пиастров. Смышленый продавец денежных бумаг мог бы получить значительные выгоды во время покупая и продавая секины и турецкие пиастры. Ныне правящий хан Крым-Гирей[16], выпустил серебряную монету, также называемую бешлик, но последний стоит два действительных турецких пара (или 3 су французских; су = 5 сантимам; пара = 2 су). Ценность этих последних бешликов не изменяется совсем и 20 их образуют турецкий пиастр. Крым-Гирей не воспретил, однако же, употребление и старой монеты, которая находится в таком же обращении, как новые бешлики и турецкие монеты. Кроме ханских и турецких обращаются в Крыму также и некоторые иностранные монеты: венецианский секин имеет там ту же цену, что и в Константинополе, то есть 3 пиастра 35 пара (11 ливров, 12 су, 6 денье французских); la sevillance продается по пробе серебра, которое по цене немного выше, чем в Турции; голландский секин, называемый по-турецки баджаклы, идет обыкновенно по 3 пиастра, 26 пара, 2 аспра (11 ливров); польские экю – по 1 пиастру, 20 пара (4 ливра, 10 су); и 1/4 экю, называемая Finfs, – по 15 пара (1 ливр, 2 су, 6 денье). Русские рубли – монета не употребительная в Крыму и не имеет определенной стоимости. Их цена увеличивается и уменьшается, смотря по требованию. Имеется также небольшое количество имперских экю, но они мало обращаются в народе и на них смотрят, как на товар [36-I, 199–201].

Во второй части сочинения Пейсонеля встречается еще одна глава, посвященная монете крымских ханов, в которой автор говорит, между прочим, что в Крыму константинопольских пиастров бывает много, когда плата Seymens [сейменам][17] и султанское жалованье мирзам производится наличными пиастрами; бешлики редки, когда ханская монета выходит из обращения или же когда спекулянты ухитряются контрабандой удалять их из пределов государства. Такого рода спекуляции способствует следующее обстоятельство. Изготовление ханской монеты отдается на откуп, соединенный с откупом солеварень в Оркопи [на Перекопе], попадающий обыкновенно в руки армян или евреев. Откупщики эти пользуются известным уважением; хан одевает их в особые кафтаны, как придворных офицеров. Взявшие на откуп изготовление монеты обязаны выпускать ее до 407 кошельков в год, что составляет около 90000 ливров французской монеты. Но главный доход откупщиков заключается, собственно, в солеварнях, потому что монета почти не имеет обращения, ввиду чего уже более года не было выбито ни одного бешлика, так как константинопольский пиастр никогда не спускался ниже 7 пиастров из бешликов. Понятно, что при таких условиях откупщики потерпели бы страшные убытки и даже разорились в конец, если бы не прекратили во-время чеканку монеты. По повелению хана, уклоняться от которого откупщики не могут, из 100 драхм металла должно получаться 425 бешликов и в этих 100 драхмах должно быть 15 драхм чистого серебра и 85 драхм меди. Между тем 15 драхм серебра, по расчету 9 турецких пара, составляют 3 турецких пиастра и 15 пара, а 425 бешликов, которые выходят из 100 драхм металла, составляют 21 пиастр из бешликов. Таким образом, константинопольский пиастр по своей ценности оказывается в 7 раз дороже крымского пиастра из бешликов. Следовательно, если бы откупщики продолжали чеканить ханскую монету, то неминуемо несли бы убытки до 30 1/2 турецких пара на 100 драхм металла, не говоря уже, о других расходах, с которыми сопряжено изготовление монеты. Ввиду такого положения вещей откупщики пробовали выпускать монету похожую, по составу металла, на ту, которая наиболее ценится народом, но это не принесло им никаких существенных выгод и продолжалось недолго.

Бешлики, выпущенные в обращение со времени царствования хана Аджи-Семил-Гирея [?] до хана Селим-Гирея[18], предшественника нынешнего[19], были сделаны из чрезвычайно чистого металла: в них было почти на половину серебра. Хан сделал распоряжение, чтобы все его подданные, у которых имелись бешлики прежнего чекана в размере до турецкого мешка или 500 пиастров из бешликов, обратили их в новую монету и в этих видах разрешил откупщикам принимать все старые бешлики, выбитые при его предшественниках, за промен 2 на 100. Откупщики, перечеканивая старые бешлыки в новую монету, прибавляли к ним соответствующее количество меди, сообразно процентному отношению существующей пробы, и, таким образом, извлекали для себя значительные выгоды. Но так как старые бешлики скоро истощились, то изготовление новой монеты более не производилось и производиться не будет, если хан не решится изменить пробу своих монет, сообразно пробе константинопольских пиастров или, если редкость бешликов не понизит, наконец, ценность константинопольских пиастров до установившейся ныне стоимости бешлика, что неизбежно должно случиться, потому что спекулянты, которые заметили, что действительная ценность бешлика выше его курсовой стоимости, постоянно препровождают их в Константинополь, где и продают с значительной выгодой, несмотря на угрожающую им за это казнь через повешение. Контрабанда эта сделает наконец бешлики настолько редкими, что турецкий пиастр непременно понизится до размеров, при которых ханская монета снова пойдет в обращение без убытка для откупщиков. Откупщики несколько раз просили хана, чтобы им позволено было изменить пробу бешлика или установить ценность монеты пропорционально турецкому пиастру, но хан на это не согласился [36-I, 294–299].

Вес и мера 

В Крыму и Турции вес и меры одинаковы. Кинталь [очевидно, кантар] равняется 44 ока или 135 ливрам (фунтам) и 4 французским унциям. Батман равняется 6 ока или 18 фунтам и 12 французским унциям. Око равняется 400 драхм (диргем) или 3 фунтам и 2 французским унциям [во франц. фунте 16 унций; око равняется 3 русским фунтам]. Меры различны, смотря по видам товаров: сукна, шелковые материи и шерстяные всех видов продаются на турецкий пик (мера в 25 дюймов), имеющий две различные величины, именно: галеби для сукна и шерстяных материй и эндазе, который немного короче галеби, для шелковых материй. Все холщевые товары продаются на крымский пик, немного длиннее турецкого; пик заключает в себе около 4 пан (полотнищ), равных 36 большим пальцам королевской (?) ноги [дюймам]; три крымских пика составляют 4 галеби константинопольских.

Все зерна продаются на крымский кило [киле], исключая риса, продаваемого на вес, и кило которого только номинальное. Крымский кило, содержащий в себе 10 ок, не одинаков в различных местах: в Бахчисарае он состоит из 88 ок, заключающих в себе 4 кило турецких[20], по 22 ока в каждом; в Геслеве – только 85 ок, в Карасу – 90 ок, а в Перекопе доходит до 120 ок. Весы и меры турецкие получаются из Константинополя с клеймом турецкого султана. Хан кладет свое клеймо только на те весы (гири) и меры, которые принадлежат исключительно его государствам, как например, крымские кило и пики. В Крыму существует особый чиновник, называемый муртасиб, имеющий назначение ежемесячно производить осмотр весов и мер. Он взыскивает по 500 аспров штрафа с тех, которые уличены в лихоимстве, и наказывает их 39 ударами палки по пятам. Ежегодно от доходов своей должности муртасиб должен представлять хану 1500 пиастров из бешликов, предназначенных на покупку метел и кувшинов для дворца хана [36-I, 202–203].

Ввозная торговля Крыма

Головные уборы (Tarpoches). Женщины Крыма украшают голову суконным колпаком, который подвязывают платком из кисеи различных цветов, называемым “tchembert”. Эти tarpoches привозят готовыми из Константинополя и продают по 10-20 пара [монета равная 2 коп.] за штуку. Много покупают их ногайцы и весьма большое количество отправляют потом в Тамань и Черкесию[21]. Ежегодно расходится этих колпаков от 150 до 200 тысяч [36-I, 56].

Нитки для шитья. В этой главе, между прочим, сказано: Большая партия ниток для шитья отправляется к ногайцам.

Свинец. Ежегодно около 3000 центнеров [центнер равняется 100 фун.] свинца вывозится из Крыма в Черкесию[22]; ружейные пули и отвесы для сетей суть единственные предметы, на которые употребляется этот металл; он продается по 13-14 пара за око [36-I, 83].

Ладана отправляется в Тамань и Черкесию[23] от 50 до 60 фард (fardes); каждая фарда равняется 400 ок.

Мыла вывозится в Тамань и Черкесию[24] столько же, сколько и к русским, то есть от 500 до 600 центнеров; цена его 13-14 пара [36-I, 86].

Сушеные плоды. Крым, получая инжир из Смирны, обильно снабжает им Черкесию. В Тамани инжир получают из Кафы [36-I, 92–94].

Притиранья. Ежегодно в Черкесию[25] отправляется от 5 до 6 сот ок белил и румян; последние известны под названием “kirchen”; и те, и другие притиранья продаются безразлично по 2 пара за драхму; 1 ока равняется 400 драхм. Употребляют эти притиранья только магометанские женщины [36-I, 103].

Курительные трубки. Ногайцы и черкесы потребляют огромное количество трубок; большую часть их привозят из Молдавии, в Крыму продается их свыше 200 тысяч, ценою от 1 до 10 пара за штуку.

Германские косы составляют один из наиболее важных предметов торговли Крыма; они идут по Дунаю в Валахию и оттуда перевозятся морем и сушею; ежегодно их получается более 200 тысяч; много кос покупается ногайцами, которые отправляют довольно значительное количество в Черкесию[26], через Тамань; цена 15-20 пара за штуку.

Бумага. Оконные рамы во всех домах Крыма заклеиваются бумагою. Потребление бумаги довольно значительно. Из Крыма отправляют ее и в Тамань. Оптовая цена бумаги 28 пиастров за баллон, розничная 50 пара на одну раму [36-I, 110–112].

Отпускная торговля Крыма

Сафьян и разные кожи. Красный, желтый, черный и белый сафьян стоят 50-60 пара за штуку, смотря по качеству. Желтые, красные и черные кожи потребляются на месте [то есть, в Крыму]; большое количество их отправляется также и в Тамань для Черкесии: 20000 тура овечьих кож, называемых “mechin”, а по французски “bazanes”, окрашенных в желтый цвет, 10000 тура красных, 5000 тура черных и 20000 белых. Крым потребляет громадное количество этих кож для седел, много их идет также и в Черкесию[27]. Цена 20-25 пара за штуку. Кожа, известная под именем “keusselis”, по французски “vaches lisses” [вероятно, козлиная] употребляется для покрышки седельных ленчиков; цена этой кожи от 50 пара до 3 пиастров; отправляется она и в Тамань [36-I, 127–128].

Воск. На всем Крымском полуострове производится 7-8 тысяч ок воска. Из Черкесии в Каффу через Тамань вывозится ежегодно 50-60 тысяч ок воска[28]. Обыкновенная цена его в Крыму 38-40 пара за око. Черкесский воск продается в Каффе почти по той же цене. В 1757 году его продавали, однако, по 42 пара, потому что цена на него в Константинополе была повышена и спрос на него увеличился.

Ножи. Татарские ножи отличаются хорошей закалкой и имеют весьма удобную форму. Они известны всему миру и отправляются между прочим, и в Черкесию.

Седла. Татарские седла очень удобны, весьма легки и дешевы. Некоторая часть их из Крыма ежегодно вывозится в Черкесию [36-I, 139–148].

Рабы. Торговля рабами в Крыму очень обширна; порабащаемые принадлежат к четырем различным национальностям: черкесской, грузинской, калмыцкой и абхазской (les Abazes).

Требуются больше всего черкесы[29]. Женщины этой страны самые красивые и пленительные из всех, какие только могут быть в мире. Очаровательность их фигуры и естественность грации приводят в восторг. Мужчины почти всё рослые и хорошо сложены. Черкесские женщины одни только разделяют ложе с турецким султаном и татарскими князьями. Крымские вельможи имеют наложницами только черкешенок. Примесь этой прекрасной крови много способствовала смягчению безобразия татарского типа и, наконец, совсем искоренила эти истинные подобия обезьян, напоминающие китайцев своими маленькими узкими глазами, сплюснутыми носами, замечаемыми еще у всех ногайцев, не смешавшихся с черкешенками.

Грузины составляют второй класс рабов; женщины их красивы, но толсты и не грациозны. Они не обладают такою деликатностью, какая свойственна черкешенкам. Мужчины крепки и здоровы. <…>.

Калмыки имеют такой же вид, как и ногайцы: плоское лицо, крайне выдающиеся скулы, маленькие и узкие глаза, приплюснутый нос и много походят на китайцев.

Абазы (Abazes) чрезвычайно походят на грузин.

Черкесы платят дань татарскому хану определенным числом рабов, которых этот властелин посылает в Константинополь султану и офицерам Порты. Султан награждает этими рабами окружающих его лиц и турецких офицеров, являющихся ко двору с поручениями от оттоманского министра.

Крымские купцы отправляются в Черкесию, Грузию, к калмыкам и абазам для приобретения рабов в обмен за привозимые ими товары и уводят их в Каффу [Феодосию] для продажи. Оттуда они расходятся в другие города Крыма.

Константинопольские купцы и других мест Анатолии и Румелии. приезжают за рабами в Каффу. Каждый год много покупает их также и крымский хан, помимо тех, которых он получает от черкесов ввиде дани. Он сохраняет за собою право выбора и, когда привозится партия рабов, никто не может купить их, пока хан не будет удовлетворен.

Рабы представляют собою товар, цену которого определить невозможно, между ними встречаются люди всех возрастов, начиная с детского до самого дряхлого. Различные цели, для которых они предназначаются, пол, красота, возраст, стройность, способности, физическая сила, состояние здоровья играют очень важную роль при определении стоимости рабов. Но вообще ценность их колеблется от 60 до 5-6 тысяч пиастров. Нужно заметить, что христианам и евреям, какой бы национальности они ни были, запрещено покупать рабов черкесов и абазов, потому что они считаются магометанами [36-I, 177].

Лошади и верблюды. Вывоз из Крыма лошадей и верблюдов строго воспрещен; однако, при посредстве ханских фирманов, добиться которых очень трудно, каждый год вывозят около 300 заводских лошадей и 200 верблюдов, отправляемых в Трапезонд, Анатолию, Черкесию и к калмыкам. Черкесы[30] приобретают только кобыл [36-I, 181–182].

Додаток 3

СТРАНА НОГАЙЦЕВ

 [наведено за: 29].

Ногайцы занимают ту часть Малой Татарии, которая ограничивается рекой Дунаем с одной стороны и рекой Кубанью с другой; они разделены на 4 большие орды: Буджакская, занимающая пространство от Дуная до Днестра, Едисанская – от Днестра до Борисфена, Джембулукская – от Борисфена до Азова и Кубанская, занимающая всю страну, расположенную между Азовским морем и рекой Кубанью. Каждая орда разделена на несколько племен, а племена на аулы, то есть собрание известного числа кибиток в виде селений. Едисанская орда состоит из пяти племен: Сарифу, Делигель, Березен, Хаджидер и Сарияр. Джембулукская разделена на 5, именно: Дирд, Иали-гниц, Агагдже, Котскаркумлар и Капылчак. Кубанская заключает в себе 4 племени: Эшетерек, Каплу, Лобата и Джиган[31]. Буджакская тоже была разделена на 4 племени; но этого деления не существует со времени хана Кенгли-Гирея[32], как будет объяснено ниже. Буджакския, Едисанская и Кубанская орды управляются каждая особым сераскиром, а Джембулукская – каймаканом. Я не могу прибавить ничего нового к тому, что сказано по этому поводу в главе моей книги о высших должностях в государстве. Земли каждой орды разделены между племенами, территории которых определяются известными границами, но частные лица вовсе не имеют собственной земли. Каждое племя кочует по своей территории и только во время зимы имеет постоянное обиталище. Для этой цели выбирается обыкновенный пункт, наиболее защищенный от неблагоприятных климатических влияний и суровости зимы. Когда наступает время посева хлебов и появляется трава для пастьбы скота, аулы покидают зимние стоянки и идут кочевать, отыскивая удобные места для посевов; надобно заметить, что ногайцы почти никогда не обрабатывают два года подряд одни и те же земли. При выходе на кочевье, в летних становищах, мирза, глава аула, распределяет между подвластными ему людьми землю, межевание которой производится веревкой. Затем каждый огораживает отведенное ему заимище плетнем или же обозначает его какими либо видными знаками. Все ногайские орды платят, как это уже было говорено выше, известные подати своему сераскиру. Кроме того они обязаны давать им еще десятую часть урожая зерен. Но Едисанская орда взамен зерна натурой взносила прежде ежегодно крымскому хану по 12000 пиастров, но теперь турецкий султан сам получает этот доход. Уступка эта сделана Порте из личного побуждения крымского хана Селим-Гирея. Означенный сбор идет на уплату Seymens. Десятая доля урожая, получаемая крымским ханом с Джембулукской орды поступает на содержание почт, а десятая с Кубанской орды идет в пользу сераскира.

Ногайцы делятся, как и жители Крыма, на свободных, знатных, вольноотпущенных и рабов. Хотя все знатные фамилии претендуют на равную древность и считают себя потомками завоевателей страны, но в каждой ногайской орде есть, однако, семейства более замечательные, пользующиеся уважением и множеством привелегий. В каждой орде имеется бат-мирза или глава знати, обыкновенно старший из дворян первой фамилии; все прочие знатные фамилии подчиняются и питают к нему редкое почтение. Резиденция бат-мирзы находится всегда в его собственном ауле: в своей орде он имеет такое же значение, как бей в 5 больших фамилиях Крыма. Сераскир обязан призывать его к своему дивану, где бат-мирза занимает первое место и без его согласия и участия сераскир не может налагать взысканий на мирз и не имеет права собирать войско, так как влияние бат-мирзы распространяется на весь строй внутреннего управления орды. Он же является сборщиком всех податей сераскира, вместе с которым и устанавливает их. Каждый аул имеет также своего бат-мирзу, стоящего во главе аульного общества и принадлежащего к старейшей и знатной фамилии аула: он подчиняется бат-мирзе орды. Ногайские дворяне совсем не имеют земельной собственности; возделывать землю для полей и пользы у них считается стыдом; имущество их заключается в рабах и стадах рогатого скота и лошадей. Они вовсе не берут десятой доли с подвластных им людей, как крымские дворяне, и налог этот идет в пользу хана или сераскира; точно также не получают они подати от задельной платы. Мирза, глава аула, требует только со своего аула годового оброка, состоящего из двух быков, десяти баранов, десяти ок seuk или жареного проса, десяти ок talkan или того же проса, обращенного в муку, десяти caurds – кругов из кислого молока, высушенного на солнце и сделанного в форме круглого мыла (сыр), которое ногайцы разводят в воде из чего образуется очень питательное питье; кроме этого, есть еще один налог в виде ока масла с каждой кибитки. Те мирзы, которые не имеют своих аулов, живут на средства главы их семейства; последние уделяют им из своих доходов то, что необходимо для поддержания их существования.

Все ногайцы обязаны воинскою повинностью и должны следовать на войну за главой своего аула. Набор войск совершается у них почти тем же порядком, как и в Крыму. Хан, по определениям тайного совета, посылает свои приказания сераскирам, последние собирают частные советы, в которые приглашают бат-мирз своих орд и других главных дворян и при совместном обсуждении принимают необходимые меры для исполнения ханских повелений. Ногайцы выставляют обыкновенно гораздо более войска, чем от них требуют. Когда же предпринимается война против христиан, то выступают в поход все способные носить оружие. Но при этом, по взаимному соглашению между собою, жители каждого аула оставляют известнее число людей, которым вверяется забота об имуществах и семействах воинов, уходящих в поход. Остающиеся принимают на себя возлагаемые на них обществом обязанности под условием получения соответствующей доли добычи, наравне с теми, которые находились в числе сражавшихся. Условие это по возвращении с войны, выполняется всегда с безукоризненною добросовестностью. Знатные фамилии ногайцев не образуют отдельной строевой части, как в войсках Крыма, но войска каждой орды разделяются на известное число байраков, то есть более или менее значительных, но неравномерных по количеству людей, боевых частей или дружин. Все знамена этих дружин одинаковой формы и носят на себе знак важнейшей фамилии орды, с тою только разницею, что байрак, предводительствуемый бат-мирзой, имеет большое знамя, а другие малые знамена или штандарты. Ногайцы Буджакской орды некогда были разделены на несколько кочующих племен, как и три прочие орды, но хан Кенгли-Гирей сделал их оседлыми, принудив покинуть кибитки и построить себе дома; их мирзам даны во владение земли и вообще Буджакская орда поставлена почти в такое же положение, как и Крым. Дворяне этой орды берут теперь десятую долю зерен, имеют право получения задельной подати от своих подвластных и пользуются почти теми же привилегиями, как и дворяне Крымского полуострова [36-IІ, 300–309].

О высших должностях в государстве

В Крыму существует шесть высших должностей, именно: калга нурредин, op-бей и три сераскира или начальника ногайцев. После калги нурредина и op-бея, по степени своего значения в управлении страною, следуют сераскиры или начальники ногайских орд: Буджакской, Едисанской и Кубанской. Являя собою вице-ханов этих провинций, во время войны они командуют войсками своих округов по повелениям хана или главного начальника армии. Сераскиры имеют своих визерей, дефтердарей, диван-эффендиев, судей и, вообще, свой двор такой же как двор крымского хана; они держат постоянно свой диван и постановляют окончательные приговоры по делам гражданским и уголовным простого класса народа. Мирзы могут представлять гражданские иски на разбирательство дивана Крымского хана; но по проступкам общественным и по делам уголовным они подлежат, как и все прочие классы народа, юрисдикции сераскира, который безапелляционно приговаривает виновных к смерти. Доходы Буджакского сераскира состоят из ежегодного сбора по одному пиастру с каждой семьи подчиненной ему орды и по одному барану; кроме того, орда обязана дать ему 500 быков, когда сераскир вступает в должность. Сераскир Едисанской орды получает по одному пиастру и барану с каждого мирзы, главы аула, или же с каждого аула и 300 быков при вступлении в должность. Кубанский сераскир обеспечен лучше всех: он берет десятую долю урожая зерен в своей орде, по одному барану с каждой кибитки и 800 быков при назначении сераскиром. Селение Каплу на Кубани[33] определено ему резиденцией, но он почти никогда не живет там и обыкновенно остается в своем ауле. Джембулукская орда вовсе не имеет сераскира: хан держит там каймакана. Когда в орде собирается войско, каймакан ведет его до места соединения армии и затем опять возвращается в свой округ; войска Джембулукской орды, не имея своего начальника, находятся под командой сераскира – главы армии, назначаемого ханом.

Додаток 4

ТОРГОВЛЯ НОГАЙЦЕВ

[наведено за: 29].

Ногайцы, находящиеся в зависимости от татарского хана, разделены на четыре орды: Буджакскую (Boudgiak), Едисанскую (Zedjan), Джембулукскую (Djiamboilouk) и Кубанскую (Couban). Желающие ближе ознакомиться с состоянием ногайского народа могут обратиться к моим заметкам о Малой Татарии[34]. Ногайцы народ кочевой; они не имеют ни городов, ни сел и живут в войлочных кибитках, которые перевозятся на телегах[35]. Каждая орда разделена на кочевья или аулы, состоящие из известного числа семейств. Все ногайцы имеют одни и те же нравы и обычаи, один и тот же образ жизни и, следовательно, одинаковые нужды, потребности и торговлю.

Ввозная торговля ногайцев 

Персидские ситцы всех цветов, но более всего требуются малинового цвета. Ситцы употребляются преимущественно на подкладки для шуб, на платья и татарские кафтаны, называемые (tchekmеn) чекменами.

Астарский холст всех сортов идет для мужских и женских рубах и на подкладки.

Астары, окрашенные в красные цвета различных оттенков и называемые banmak, употребляются для женских рубах.

Полотно (kedis) белое для рубах.

Грубые ситцы, из которых женщины делают себе кальсоны (штаны), кафтаны.

Льняные русские полотна, употребляемые женщинами на платки, называемые tasfaraks, а мужчинами – на пояса.

Tchemberts-kaim-hane трех разных величин для платков, которыми повязываются женщины. Beilik употребляется ногайцами для защиты верхнего отверстия в кибитках с целью воспрепятствовать ветру загонять дым внутрь их жилого помещения.

Красные и желтые сандалы; красные служат для женских рубах. Тот и другой цвет употребляются также для поясов к большим мужским штанам, называемым шальварами.

Tarpoches идет для головного женского убора.

Сафьян и кожи разных цветов употребляются на изготовление лошадиной сбруи.

Мужские сапоги желтые, красные и черные; желтые сапожки для женщин.

Katirs или обувь в форме башмака, красные и черные, мужские и женские.

Кожанные подошвы в готовом виде для обуви.

Шелк в нитках для шитья.

Шелк для вышивания.

Шнурки шелковые и нитяные для обшивания одежды.

Нитки фальшивого золота и частью из настоящего, которые употребляются для вышивания рубах, чепраков на седла и для других надобностей.

Прядева бумажные для подкладывания в шапки и кафтаны. Белые и цветные бумажные нитки самых грубых сортов идут для выделки вышитых аграмантов на кибитках и на тесьмы, из которых ногайцы делают пояса для подвязывания штанов.

Нитки для шитья всех сортов.

Железо в полосах, которое служит им для выделки гвоздей, всех железных принадлежностей к телегам, колец на сбрую, подковок на сапоги, ботинки и hatir, сошников у плуга и других земледельческих орудий и т. д.

Железные котлы разных сортов и величин.

Стремена и удила.

Ртуть, которую ногайцы употребляют для избавления себя от червя (?).

Kenas для чистки волос и окрашивания ногтей у женщин.

Румяна и белила, употребляемые женщинами в очень большом количестве.

Иголки разных сортов.

Много буксовых и роговых гребней.

Несколько видов мелочных железных и медных изделий, перечисленных в отделе о Крыме.

Медные гвозди на подобие неграненого драгоценного камня, которыми пользуются наши обойщики и которые татары употребляют для обивки седел.

Табак из Дубассор и России; другие сорта табака у ногайцев не имеют спроса.

Весьма много чубуков для трубок самых простых орехового дерева.

Сухие плоды, именно: фиги, называемые taban-indjiri, черные анатолийские финики, орехи и орешки.

Лес для постройки телег и кибиток  [36-I, 325–335].

Вывозная торговля ногайцев

Вывозная торговля ногайцев достигает весьма значительных размеров и, главным образом, состоит из следующих предметов:

Немытой шерсти такого качества, как и крымская.

Telekmen совсем готовые и в кусках; я говорил об этом предмете в отделе о торговле Черкесии.

Шерстяные широкие ремни (подпруги) разных цветов для седел.

Бычьи, лошадиные и бараньи кожи; буйволиных там нет совсем.

Ремни разных сортов и величин.

Быки, овцы и лошади.

Kakatches или бараны, разрубленные пополам, просоленные и высушенные на солнце; этот продукт имеет огромный спрос и употребляется в большом количестве[36].

Кислое коровье и овечье молоко, называемое katik, которое расходится по всем владениям хана.

Кобылье окислившиеся молоко, называемое kimiz, питье это кажется на первый раз довольно неприятным, но без него нельзя обойтись, когда к нему привыкнешь; оно очень питательно и здорово; к тому же располагает к веселости и производит сильное опьянение, когда его употребляют в излишестве; но это не опасно. Его очень ценят повсеместно в Татарии[37].

Масло лучшего достоинства, называемое tchitchek-iadhi, очень ценное.

Сало. Кожи gueudjen [каменых куниц]. Пшеница, ячмень и просо.

Ногайцы вовсе не едят хлеба; они питаются говядиной, просом, приготовленным на разные манеры, и молочными кушаньями. Поэтому они продают весь хлеб и ячмень, какой у них есть.

Seuk и talkan – различные приготовления проса, очень употребительные у татар.

Ногайцы не имеют непосредственных торговых сношений с иностранцами, но торгуют только с ближайшими к их кочевьям городами крымского государства. Буджакская орда ведет торговлю с городами Аккерманом, Kawchan[38], Килией и Измаилом; Едисанская – с Бендерами и Очаковом; Джембулукская – с Очаковом и Перекопом; Кубанская – с Таманью и Каплу.

Странствующие купцы, называемые kirdjis, о которых упомянуто в главе о Крыме, привозят в кочевья ногайцев необходимые им товары и увозят продукты местного производства. Кроме того ногайцы сами доставляют на рынки в ближайшие города свои произведения и запасаются теми, в которых нуждаются. Торговля с ними очень выгодна; но невозможно установить какие либо определенные цены на привозные и вывозные товары, так как торговля у ногайцев очень редко ведется на наличные деньги, но большею частью на обмен. Таким образом выгода обмена собственно и определяет цену товаров. Крымские кирджи, долгое время занимавшиеся меновой торговлею с ногайцами, передавали мне, что они получали около 30% прибыли на сто как по ввозу, так и по вывозу, применительно к ценам Крыма. Монета у ногайцев распространена в ограниченном размере и преимущественно крымская. Турецкая там мало известна. Только богатые мирзы собирают ее и прячут, так как обстановка их жизни не дает им никакой возможности тратить деньги [36-I, 325–335].

Додаток 5

ПРО ОЧАКІВ ТА ХАДЖИБЕЙ

 [Наведений за: 9, 135].

Очаків – невеличке місто, яке знаходиться в гирлі Дніпра, що рані­ше називався Борисфен. Місто добре укріплене. Султан там тримає гар­нізон, але такий само як і в інших прикордонних укріплених містах, які знаходяться у володіннях хана. Це місце є дуже важливим за своїм географічним положенням: росіяни його облягали і брали під час ос­танньої війни, але воно було повернуто до володінь турецького правите­ля. Воно знаходиться в управлінні паші, який там перебуває 6 місяців на рік. Інші 6 місяців він перебуває в Бабадазі. Глибина бухти не одна­кова в різних місцях, що робить перебування і навігацію тут суден взимку досить непевними. Для цього є дві причини, по-перше, немає портових складських приміщень, по-друге, судна можуть зазнати тиску льоду, що йде з Дніпра, який вкритий кригою з грудня до квітня. Кілька суден мусять знаходитися у такому поганому становищі в силу обставин, тому необхідно рубати лід, який може їх пошкодити і таким чином робити певний простір, щоб вони могли перебувати на плаву. Ті судна, які зму­шені проводити зиму в цій області, складують товар, виходячи з кліма­тичних умов, в порту Коджабей [Соdjіabаі] на території ногайців Едісан, на відстані 12 льє[39] на південний захід від Очакова [36-I, 294–295].

Додаток 5

ОПИСАНИЕ ЗАПОРОЖСКОЙ СЕЧИ,

cостоящее в четырех разделениях, показующих положение Сечи, всех оной земель с выгодами и лесными дачами, также соединение татар и происходимое от оного запорожцам разорение. Сочинение секретаря Иностранной коллегии Василия Чернявского (1766 г.).

[30, 87–92].

Четвертое разделение. С какими ордами запорожские казаки смежны и соединены, сколь оные многочисленны и чем, больше запорожцев, вредить могут.

1. По левой стороне реки Днепра едичульские татары, коих считают сорок тысяч кибиток или семей, расположены по границе от Казикерменя по Днепру, до устья реки Конских-вод, по оной до вершины ее и до Берды, расстоянием более трех сот верст, а внутрь их границы на Крымской степи рассеяны они аулами до Перекопа, по речкам, впадающим в Конские-воды и в Днепр, и при колодезях степных, аул от аула в виду. Всех аулов считают сто, а в каждом от ста до двухсот и больше кибиток; при вяком ауле начальниками бывают мурзы, с тем только отличием, что в ином один мурза, а в другом, одной фамилии – два или три, по числу кибиток. Эти мурзы – суть наследственные аулов владетели, а не избираемые. Над всеми главным определяется сераскер-султан, и нынешний есть сын хана крымского Адиль-Гирея. Ставка или местопребывание его у речки Рогарчека, окруженная несколькими аулами близ Конских-вод и Днепра, прямою линией от Сечи верстах в тридцати. От зимовников же запорожских, кои по реке Конских-вод и по Днепру, как серескерская ставка, так и аулы в виду, только через помянутые реки верстах в двух, трех, пяти и десяти. Расстояние сего их так близкого с запорожцами соединения простирается по Днепру и Конским Водам, от Казикерменя до Каменного Затона около ста верст, а от Каменного Затона как Конские-воды от Днепра в степь отдаляться стали, то и татарские аулы от запорожских зимовников отдаляться начинают от пяти, десяти, двадцати, тридцати и более верст внутрь степи, как выше упомянуто.

От Казикерменя вниз к Кинбурну, по Днепру и в степь поселена Джамбулуцкая орда, которую считают в пять тысяч кибиток. Но от сей орды запорожким казакам утеснения и обид весьма мало бывает – они довольствуются своими дачами.

По правой стороне реки Днепра от речки Камянки, за Бугом, поселены едисанские татары, коих считают также около сорока тысяч кибиток; а как сии поселены за рекою Бугом, то соединение их бывает только в зимнее время, когда они со скотом, переходя через Буг, входят в запорожские дачи по рекам Ингульцу, Ингулу, Грамоклее и другим, но и некоторые их лесные угодья разоряют.

2. От такого соединения и близости происходят беспрестанные ссоры, обиды и утеснения, наносящие запорожцам не поправляемый вред, разорение и убытки; ибо едичкульские татары, не имея на своей стороне по степям лугов и лесов, следовательно никакой на зимнее время от снегов и стуж защиты, в своих дачах пробыть не в состоянии. Они сами признаются и весьма часто отзываются, что без вступления на зиму в запорожские дачи обойтись не могут, разве тогда от оного воздержатся, когда им другие удобнейшие на поселения  места, с лучшими угодьями отведены будут. Чего ради нарекают на Крым-Гирея хана, что их из Кубани, где всякими к прожитию своему угодьями обильно пользовались, на Крымскую голую и пустую степь вывел и при этом твердят, что они своим в запорожские дачи вступлением никакой наглости не причиняют потому, что им от начальников натолковано, яко по Днепру и другим разным рекам издавна обычай был: беспрепятственно обоих держав подданным угодьями пользоваться, по которому будто и в мирном трактате дозволение дано.

3. Сии дикие и голодные народы, находясь в таковом сближении к зимовникам и вступая в даси запорожские на зиму, отгоняют казачий скот от зимовников в свои дальние аулы так, что и следа их воровству добиться не можно, а когда случиться, что запорожцы под разными претекстами езды, скот свой в их дальних аулах познают, то они предъявляют в свое оправдание, что опознанный скот разбревшим на степи найден и пососедству, для сохранения в аулы загнан, за что от каждой скотины по рублю или по полтине, на выкуп берут. Около зимовников и на лугах выбивают травы и истравливают сено, разоряют молодой лес. При рыбных ловах, как казаки невода вытягивают, расхищают рыбу на свою пищу и берут в свои аулы. Одним словом – через всю зиму крадут и грабят все, что только могут, хлеб и прочие съесные припасы, лошадей с конюшен, из пасек улья с медом, заготовленный к строению лес и доски, рубят без разбору всякий лес, не щадя и садовых деревьев. А под весну, при выходе из лугу в поле и возвращении в их аулы, все похищенное и заграбленное нахальным и насильственным образом с собою в свои аулы забирают. Один из мурз прошедшей весною, забрал найденный при некоторых зимовниках заготовленный на строение лес, на сорока возах, с пятидесятью вооруженными татарами сам до своих аулов проводил, отбивая казаков в провозе препятствовать хотящих. А как на бывшем нынешнего года пограничном комиссаров съезде оный мурза, который с татарской стороны депутатом был, запорожскими казаками в том грабеже обличен, то татарский комиссар, не взирая на сильное настояние о возвращении либо заграбленного леса, либо надлежащей по справедливости за оный заплаты, никакого удовольствия не сделал, но обещал о том хану представить для наказания мурзы и доставления обиженным правосудия, однако и поныне ни малейшего удовлетворения не последовало.

4. По таким от татар наглым нападкам и дерзким насильствам несколько человек из запорожских казаков принуждены были, имевшие в близости татарского селения по Конским-водам и по Днепру свои зимовники в пусте оставить и перебраться со скотом и с рыболовными збруями на правую сторону реки Днепра, во внутренние запорожские дачи; примеру которых статься может и другие, для своего спокойства, подражать принуждены будут, чем татарам на левой стороне реки Днепра удобный способ дан быть может к рапространения своего селения, занимая пустые зимовники и сопряженные с оными наилучшие запорожские дачи лесные и угодья, к чувствительнейшему всего Коша и неизбежному заселенных, по Самаре, запорожских слобод разорению.

5. Кроме сего, от сближения, соединения и вступления татар на зиму в запорожские дачи, происходимого разорения, причиняют от них и в степных аулах, через которые едущие из Сечи и Малой Росии за солью чумаки и за другими торговыми промыслами в Крым российские подданные, в оба пути следовать принуждены, несносные обиды, вынуждением у них при речках: Белозерке, Рогарчику и при Каирах с воза от пяти до тридцати копеек мостового, где однако летом никакой воды нет, но сухой переезд и самые негодные для одной только приметки, мостки, а в других местах отгоняют скот с пастьбы, который, по опознанию хозяев, предъявляют зашедшим и отдают на выкуп, взимая от каждого вола или лошади по рублю и по полтине. Иногда же, загнавши оный в дальние аулы, совсем похищают. Такими разнообразно вымышленными приметками, сии к варварской свирепости привыкшие, людскость неуважающие и хищничеству преданные соседи, стараются разорением запорожских казаков и других российских подданных ненасытную свою к грабежам алчность и в мирное время удовлетворить.

Я приемлю смелость, в заключение сего, по присяжной моей должности, следующее присовокупить. Хотя пограничная комиссия и учреждена для разбирания обоюдных сторон ссор, обид и претензий и для удовольствия по справедливости всякого обиженного, на которую съезды всегодно, в назначенное время и место, бывают. Однако, от настоящего по желанию успеха получить весьма трудно, а наипаче в знатных претензиях, ибо татарский комиссар и депутаты, будучи сами участниками в причиненных грабежами обидах, против предъявленных со стороны запорожских казаков с ясными доводами и уликами претензий, представляют со своей стороны на супротивные, вымышленные, не имеющие ни малейшего правдоподобия, и стараются оные лжесвидетелями, основываясь на их зверскую и так сказать беззаконную присягу доказать правдивыми, по которой причине их никакими доказательствами и уликами усовестить и к резону привести нельзя, толь же меньше к справедливому решению и удовлетворению склонить можно. Одним словом – если сей наглый народ, по-прежнему от границы и Крымской степи на Кубань удален не будет, то оный наглостью своею беспрестанные причинять может беспокойства, от которых границы всегдашней опасности подвержены будут.

Література

1. Андреєва С.С. Матеріали з історії Південної України ХVIII cт. у фондах  Архіву зовнішньої політики Російської імперії // Південна Україна ХVIII-XIX століття: Записки науково-дослідної лабораторії історії Південної України. - Вип. 7. - Запоріжжя: РА Тандем-У, 2003. - С. 7-34.

2. Бойко А.В. Французька історіографія XVIII століття у дослідженнях з історії запорізького козацтва // Проблемы историографии и источниковедения Запорожского казачества. - Запорожье, 1992.  - С. 19-23.

3. Бойко А.В. Джерела з історії Південної України останньої чверті ХVIII ст в архівосховищах Москви та Петербурга: Покажчик справ. - Запоріжжя: Тандем-У, 1996.

4. Боровой С.Я. Франция и внешнеторговые операции на Черном море в последней трети XVIII – начале XIX в. // Французский ежегодник за 1961 год. - М., 1962. - С. 496-506.

5. Броневский С.М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. Извлечение по Центральному и Северо-Западному Кавказу. - М., 1823. (репринтне вид.: Нальчик, 1999).

6. Вінтоняк О. Україна в описах західноєвропейських подорожників другої половини ХVIII століття. - Львів-Мюнхен, 1995.

7. Грибовський В.В. Ногайське козацьке військо: передумови і процес формування // Південна Україна ХVIII-XIX століття: Записки науково-дослідної лабораторії історії Південної України. - Вип. 6. - Запоріжжя: РА Тандем-У, 2001. - С. 151-171.

8. Грибовський В. До питання про походження і час зосередження ногайців у Північному Причорномор’ї // Матеріали перших Новицьких читань. - Запоріжжя, 2002. - С. 133-136.

9. Історія Хаджибея (Одеси) 1415-1795 рр. в документах / За ред. Т.Г.Гончарука. - Одеса: АстроПринт, 2000.

10. [Клеєман Н.Е.] Клееманово путешествие из Вены в Белград и Новую Килию. - С.-Пб., 1783.

11. Корсакова Н.А., Науменко В.В. Е.Д.Фелицын – летописец земли кубанской // Российские исследователи Кавказа (Сер. «История, археология, этнография). - Вып. 19. - Краснодар, 1999.

12. Мейер А. Повествовенное, землемерное и естествословное описание Очаковская земля, содержащиеся в двух донесениях. - С.-Пб., 1794.

13. Миранда Ф. Путешествие по Российской империи. - М., 2001.

14. Наливайко Дм. Очима заходу: Рецепція України в Західній Європі XI-XVIII ст. - К.: Основи, 1998.

15. Пейсонель М. Исследование торговли на Черкесско-Абхазском берегу Черного моря в 1750-1762 годах / В изложении Е.Д. Фелицина. - Краснодар, 1927.

16. Пейсонель К. Трактат о торговле на Черном море // Адыги,  балкарцы  и карачаевцы в известиях европейских авторов ХШ-ХIХ вв. - Нальчик, 1974.

17. Пейсонель М. Материалы для истории черкесского народа в изложении Е.Д.Фелицина. - Краснодар: Северо-Кавказский филиал традиционной культуры М.Ц.Т.К. "Возрождение", 1990. - (zihia.narod.ru/paisonel.htm).

18. Петлюра С. Памяти Е.Д. Фелицына. 10 декабря 1903 г. // Областное обозрение и Вестник казачьих войск. - 1904. - 11 января. - № 2.

19. Подрезова М. Описи подорожей ХVІІІ – першої половини ХІХ ст. по Україні в іменних фондах наукової бібліотеки ОДУ ім.І.І.Мечникова // Південь України. Одеса: Четвертий міжнародний конгрес україністів. Доповіді та повідомлення. - О.: АстроПринт, 1999. - С. 414-421.

20. Савельєва Є., Полевщикова О., Шепельська І. Українська книга в іменних фондах Наукової бібліотеки Одеського державного університету ім. І.І. Мечникова: бібліографічний покажчик. – Одеса: АстроПринт, 1999.

21. Сапожников И.В. Домостроительство у ногайских татар и турецко-татарского населения Северного Причерноморья: по описаниям второй половины ХVIII в. // Матеріали перших Новицьких читань. - Запоріжжя, 2002. - С. 136-143.

22. Сапожников И.В. Очерки истории исследований Ольвии и Березани: до начала ХІХ ст. от Р.Х. // Stratum plus. - 2001-2002. - № 3. - С. 452-461.

23. Сапожников И.В., Кожокару В.М. Российские карты земель Юго-Западной Украины и Молдовы времен войны 1768-1774 гг. // Наукові записки Інституту української археографії та джерелознавства НАНУ. - Т. 6. - К., 2001. - С. 189-194. 

24. Сапожников И., Солодова В. Перелік карт та планів, які стосуються Хаджибея (Одеси) та Буго-Дністровського межиріччя, другої половини ХVIII ст. // Хаджибей – Одеса та українське козацтво: 1415-1797 роки. - Одеса: ОКФА, 1999. - С. 310-325.

25. Січинський В. Чужинці про Україну: вибір з описів подорожей про Україну та інших писань чижинців про Україну за десять століть. - К.: Довіра, 1992.

26. [Тотт Ф.] Записки барона Тотта о татарском набеге 1769 года // Киевская старина. - 1883. - Т. VII, Ч. 9-10 (сентябрь-октябрь). - С. 135-198.

27. Тунманн. Крымское ханство. - Симферополь: Таврия, 1991.

28. Фелицын Е.Д. Западно-кавказские горцы и ногайцы в XVIII столетии по Пейсонелю: материалы по истории западнокавказских горцев // Кубанские областные ведомости. - 1886. - № 22.

29. Фелицын Е.Д. Западно-Кавказские горцы и ногайцы в XVIII столетии по Пейсонелю // Кубанский сборник: Труды Кубанского областного статистического комитета. - Т. 2. Екатеринодар, 1891. - С. 1-35. - (отд. оттиск; опубликована карта Кубанской области 1775-76 гг. с показанием расположения ногайских орд).

30. Чернявский В. Описание Запорожской Сечи, состоящее в четырех разделениях, показующих положение Сечи, всех оной земель с выгодами и лесными дачами, также соединение татар и происходимое от оного запорожцам разорение // Мышецкий С.И. История о казаках запорожских, как оные издревле зачалися, и откуда свое происхождение имеют, и в каком состоянии ныне находятся... - О.: Гор. тип., 1852. -  С. 79-92.

31. Kleeman N.E. Reisen von Vien über Belgrade bis Kilia nova, durch die Batchiack-Tartarey über Cavschan, Bender, durch die Nogeu-Tartarey in die Crim. Nebat einem Anharge von den besondern Merkwüurdigkeiten der crimmiesheu Tartarey. - Auf. 1., 2. - Leipzig: Krause, 1773.

32. Kleeman N.E. Voyage de Vienne ă Belgrade et ă Kilianova, dans des Tartares Budziacs et Nogais dans la Crimĕe, et de Kaffa ă Constantinople, an travers de la mer Noire; avec le retour ă Vienne, par Trieste. Fait dans les anněe 1768, 1769 et 1770: Trad. de l’all. - Neuchatel, 1780.

33. Peyssonnel Ch. Essai sur les troubles actuels de Perse et le Géorgie. - Paris, 1754.

34. Peyssonnel Ch. Observations historiques et géographiques, sur les peuples barbares qui ont habité les bords du Danube & du Pont-Euxin. Par M. de Peyssonnel, ci-devant consul pour Sa Majesté auprès du Khan des Tartares, puis consul Général dans le Royaume de Candie, aujourd’hui consul à Smirne, correspondant de l’Académie Royale des inscriptions & belles-lettres, & Associé libre de celle de Marseille. - A Paris, chez N.M.Tillard libraire, 1765. - XLIV, 364 p.: XII pl.

35. Peyssonnel Ch. Lettre de M. de Peyssonnel, ancien consul а Smyrne, contenant quelques observations relatives aux mеmoires qui ont paru sous le nom de M. le Baron de Tott // Mеmoires du Baron de Tott, sur les Turcs et les Tartares. Part V. - Maestricht, 1785.

36. Peyssonnel Ch. Traité sur le commerce de la mer Noire. - Vol. 1-2. - Paris, 1787.

37. Peyssonnel Ch. Observations sur le commerce de la Mer Noire. - Vol. 1-2. - Amsterdam, 1788.

38. Peyssonnel Ch. Examen du livre intitulé Considerations sur la guerre actuelle des Turcs. - Amsterdam, 1788-a.

39. Peyssonnel Ch. Du péril de la balance politique de l’Europe ou Exposé des causes qui l’ont altérée dans le Nord depuis l’avènement de Catherine II. - Londres, 1789.

40. Peyssonnel Ch. Situation politique de la France et ses rapports actuels avec toutes les puissances de l'Europe; Ouvrage dont l'objet est de démontrer, par les faits historiques et les principes de la saine politique, tous les maux qu’a causés à la France l’Alliance Autrichienne, et toutes les fautes que le ministère François a commises depuis l’époque des Traités de Versailles, de 1756, 57 et 58 jusqu’à nos jours. Seconde édition, augmentée d’un chapitre sur Malte, d’un autre sur Genève, & de plusieurs autres additions. - A Neuchatel et se trouve à Paris: Chez Buisson, 1790.

Підпис до рисунка

Рис. 1. Карта Північного Причорномор’я з книги Ш. де Пейсонеля 1765 р.