Монографии | Содержание использование материалов разрешено только со ссылкой на ресурс cossackdom.com

 

КУБАНСКОЕ КАЗАЧЬЕ ВОЙСКО в 1860-1914 г.г.

Глава 2.  Военная служба и повинности  кубанских казаков

 

В данной главе, как представляется, целесообразным будет рассмотреть вопросы эволюции законодательства в отношении воинской повинности кубанских казаков, рассмотреть взгляды современников на казачьи войска и специфику использования казачьих частей в составе регулярных сил.

В советской историографии казаков было принято называть «полупривилегированным сословием» или «привилегированным крестьянством». Надо отметить, что подобный подход несколько удивляет своей категоричностью. Почему-то до революции казачьи администрации всех уровней указывали на обнищание казачества и занимались поиском мер по поддержанию казачьего сословия. Однако в постреволюционный период казаки в работах исследователей стали весьма зажиточными по сравнению с иногородними и обладающими привилегиями. Таким образом, необходимо выяснить объем указанных привилегий и соотношение их с выполняемыми повинностями. Следует отметить, что в данной главе специально не исследуется стоимость снаряжения и строевой лошади – «справки», необходимой каждому казаку при выходе на службу. Этот вопрос будет специально разобран ниже.

2.1.         Воинская повинность и развитие взглядов на казачьи войска

Составители исторического очерка о воинской повинности А.И.Никольский и Н.А.Чернощеков, выделяли  в развитии порядка отправления казаками военных обязанностей по отношению к государству три периода.

I. Первый охватывает XIV- XVI вв. В этот период казаки представляли из себя особый служилый класс людей великорусских княжеств и Московского княжества.

II. Второй период делится на два этапа. Первый этап – с XVI в. до эпохи Петра. Это так называемый «московский» этап, когда наряду с «государевыми», формируются вольные казачьи сообщества на окраинах государства. Второй этап – с эпохи петровских преобразований до военной реформы 1874 г. В течение этого этапа происходило вхождение казачьих подразделений в состав регулярной армии как иррегулярной кавалерии.

III. С момента принятия устава о воинской повинности для войска Донского – 1875 г., начался новый этап в развитии воинской повинности казаков. Эту эпоху авторы очерка охарактеризовали как эпоху «слияния общих и казачьих порядков». Причины подобных изменений - в крестьянской реформе, покорении Северного Кавказа, реформе воинской повинности и изменившихся условий обороны страны.[1]

Существенное отличие Черноморского и Линейного казачьих войск от Донского, заключалось в отсутствии стихийной предыстории, периода совершенной вольности. Эти войска изначально возникли по воле правительства, поэтому изначально в них присутствовала большая упорядоченность в отбывании воинской повинности.

Первоначально, черноморцам поручалась «бдение и стража пограничная от народов закубанских».[2] Однако уже при  Александре II начался процесс упорядочения процесса отбывания воинской повинности и военной организации ЧКВ. В 1802 г. 3.429 служилых черноморцев расписали по десяти конным шестисотенного состава полкам и десяти пешим пятисотенного состава батальонам. В 1811 г. началась служба черноморцев в Лейб-гвардейском казачьем полку. По-прежнему основная нагрузка на плечах черноморских казаков лежала в деле защиты кордонной линии, хотя черноморцы принимали участие и во всех войнах империи.[3]

В 1817 г. при войске была сформирована конно-артиллерийская рота, а через два года состав строевых частей увеличился на один конный полк. Таким образом, 11 конных полков, 10 пеших батальонов и конно-артиллерийская батарея удерживали 270 км. границы с более чем 100 пикетами, 60 постами и батареей. Для внешней службы формировался сводный полк от всех кавказских казаков.  В 1832 г. из чинов этого полка был сформирован Лейб-гвардии Кавказский линейный полуэскадрон, вскоре разделенный на две очереди. 

Согласно положению о ЧКВ 1842 г. территория Черномории разделялась на три военных округа – Таманский, Екатеринодарский и Ейский. Войско обязано было выставлять 12 конных полков, 9 пеших батальонов, 3 конно-артиллерийские батареи, Лейб-гвардии Черноморский казачий дивизион и гарнизонную артиллерийскую роту. Для укомплектования всех строевых частей  требовалось 12 тысяч человек. Срок воинской службы определялся в 25 лет полевой и 5 – внутренней.[4]

Служба линейцев также заключалась в пограничной страже и выставлении частей для службы вне пределов Кавказского края. Сроки службы были такие же, как и у черноморцев. По положению о КЛКВ, линейцы должны были выставлять команду казаков императорского конвоя, 17 конных полков сведенных в 8 бригад, 3 конно-артиллерийские батареи, дивизион в составе Кавказского сводного иррегулярного полка при действующей армии.[5]

Поражение в Крымской войне вызвало всплеск интереса к проблемам русской армии, тактики и стратегии современной войны, обсуждение необходимых преобразований в армии. Было как минимум две важнейшие проблемы, требующие скорейшего разрешения – сокращение расходов и уменьшение численности армии, не уменьшая при этом обороноспособность страны.  

Расходы на армию возрастали постоянно, особенно в годы Крымской войны. В 1853 г. эти расходы составляли 103.479  тыс. руб. сер.; в 1854 г. -  178.694 тыс. руб. сер.; в 1855 г. 239.823 тыс. руб. сер. Исключительно тяжелое положение финансов страны повлекло значительное сокращение военных расходов в 1857 г., которые составили 101.848 тыс. руб. сер. В целом же военные расходы составляли около 25% бюджета страны, но при этом этих сумм было явно недостаточно для создания армии по европейскому образцу.[6]

К 60-м гг. XIX в. назрела необходимость коренного преобразования основ отбывания воинской повинности и армии в целом. Необходимо было ввести всеобщую воинскую повинность и систему кадровой комплектации офицерским составом. Данные нововведения позволили бы использовать значительно большие людские и материальные ресурсы.[7]

Воззрения Д.А.Милютина, возглавившего военное ведомство и проводившего военную реформу, представляли сплав достижений лучших представителей военно-теоретической мысли того времени (Астафьева, Горемыкина, Теляковского и др.). Военный министр стремился приспособить вооруженные силы страны к новым условиям – «условиям развивающегося капитализма».[8] В основе проводимой реформы было стремление Д.А.Милютина увеличить число постоянных тактических единиц, уменьшить нестроевой элемент, превратить резервные войска в реальный «боевой резерв», уменьшить численность армии в мирное время за счет запаса.

Практически во всех странах в период феодализма существовали различные военизированные группы населения, выполнявшие специфические функции, связанные с военной службой в самом широком смысле. К таким группам можно отнести реконкистадоров на Пиренейском полуострове; кнехтов в Швейцарии; гайдуков, клефтов, граничар на Балканах; гайдамаков на Украине; гуркхов в Индии; самураев в Японии и др. Возникали они обычно в периоды смут, в условиях пограничных конфликтов, религиозных войн, осуществления колонизаций. В начальный период основным занятием данных образований являлась война полуразбойного характера. Однако позже они либо переходили на службу государства на договорных началах, либо исчезали.[9] Так что в этом смысле в российском казачестве нет ни чего сверх уникального.

Уникальность российского казачества обуславливается уникальностью исторического пути России. Вплоть до начала XX в. в стране были огромные территории, требующие колонизации, что выступало своеобразным «гарантом» существования казачества, наиболее приспособленного для решения колонизационных задач. С другой стороны, в стране, отягощенной феодальными пережитками, с режимом, опирающимся на довольно узкую социальную базу, казачество как опора самодержавия  было «обречено» на «поддержку» со стороны правительства и «защиту» от размывания как военного сословия. 

П.А.Зайончковсий указывал, что подготовка и осуществление военных реформ осуществлялись в условиях борьбы между консерваторами и либералами, «по разному представляющими себе пути укрепления одного из основных орудий самодержавия – дворянского государства – армии».[10] В середине XIX в. «победу» в этой борьбе одержали либералы вот главе с Д.А.Милютиным. Естественно, что передовые армии Европы практически не знали уже иррегулярных соединений, поэтому и казачество в составе вооруженных сил России в теории не могло играть сколь либо значительной роли. Эта вспомогательная роль и положение четко отразилось в Уставе о воинской повинности, где в списке армейских единиц казачьи войска поставлены после армии и запаса, перед войсками из инородцев.[11] Таким образом, казачьи войска не вошли в «основной состав» кавалерии и рассматривались как войска вспомогательные.

В «Главе 1» достаточно подробно изложены взгляды правительства на будущее казачьих областей, которое виделось в слиянии казачьего населения с гражданским. Отличие казачьего и не казачьего населения заключалось бы  лишь в порядке отбывания воинской повинности, да и то временно.   

Обращаясь к рассуждениям должностных лиц Кавказа того времени, ясно видно понимание неизбежности и необратимости процесса расказачивания военного сословия. М.Т.Лорис-Меликов писал: «…и казачество заметно утратило уже прежний характер той сторожевой цепи, которою искони прикрывались окраины России сопредельные с враждебным и хищническим населением востока, и хотя нет сомнения в том, что оно служит и будет служить лучшим залогом сохранения спокойствия на Северном Кавказе (а в Терской области особенно), но, тем не менее, нельзя не признать, что активная роль казачества уже едва ли окажется здесь необходимою, оно будет влиять скорее одним присутствием своим, вселяя в горцев нравственное убеждение в полной невозможности сдвинуть русское население с места».[12]

Весьма ценно замечание М.Т.Лорис-Меликова, указывающее на изменение характера службы казаков с окончанием Кавказской войны. По мнению наказного атамана ТКВ, в нынешних условиях (то есть в 60-х гг. XIX в.) казаки несут службу не военную, а полицейскую. Собственно военная служба для них теперь была уже службой на кордонах русско-турецкой и русско-персидской границ, отдаленных от мест проживания, которые казаки должны были собственно охранять в предшествующий период. В этих условиях ККВ и ТКВ, как и Донское войско, переходят в разряд «внутренних войск», то есть могут давать переселенцев для новых войск, своим присутствием способствовать сохранению мира на Кавказе. Однако, по мнению М.Т.Лорис-Меликова, «…роль и задача казачества (выделено автором – А.М.) на Северном Кавказе уже окончена, в том, конечно, смысле, в каком казачество наиболее оказывало услуги России, т.е. в смысле вооруженной охраны пределов ее, и упрочнения за нею, путем постепенной колонизации, территории, занимаемой силою оружия».[13]

Исходя из выше сказанного, М.Т.Лорис-Меликов предлагал разделить казаков на две части, первой из которых разрешить выход из казачьего сословия, облегчить занятия мирным трудом. Для второй же, видимо из «природных казаков», наоборот – приоритетным оставить военную службу, чтобы дать выход их «энергии».[14]

Такие взгляды были довольно распространены. Так исполняющий должность наказного атамана ККВ генерал-лейтенант Н.А.Иванов писал о будущем устройстве казачьих войск на Кавказе: «Ибо, как ни полезно казачество, в известных случаях, но излишек его, для государства, во многих отношениях, бесспорно, тягостен».[15]  

Часть казачества, безусловно, поддерживала данные взгляды. Анонимный автор письма в газету «Русский инвалид» высказывал сходные суждения, указывая на то, что «…исчез неприятель, а вместе с тем и те условия казацкой жизни, которые сделали из него неутомимого и недремлющего бойца». Теперь соседство с иногородним населением, мирно трудящимся, призывает казаков более к хлебопашеству, чем к ратной доблести.[16]

В обществе отношение к казачьим войскам было еще более бескомпромиссно. Литературно-политическая газета «Голос» в 1871 г. поместила заметку, в которой содержалась весьма критическая оценка вышедших к тому времени 5 томов «Сборника правительственных распоряжений по казачьим войскам».  Особое раздражение редакции вызывало увеличение расходов на содержание войск, в том числе на управленческий аппарат. Практически ставился вопрос о целесообразности существования казачьих войск вообще: «Нет, конечно, нужды говорить, что эти прибавки вызвались потребностью благоустройства казачьих войск; но когда речь идет о спорном вопросе, о необходимости самого существования этих войск, то естественно возникает дилемма: отягощение государства в пользу силы, которой боевые качества не могут быть совершенны, не есть ли расход малопроизводительный?»[17]   

По поводу боевых качеств казачьих подразделений  высказывались различные мнения. Так, упоминаемый выше анонимный  корреспондент «Русского инвалида», оценивал прошедшие полковые сборы ККВ в 1868 г. как вполне успешные, указывая на несомненные достижения казаков в строевой подготовке, умении маневрировать. В.Кравцов те же сборы, прошедшие в трех округах Черномории и закубанских полках, оценивал как «большей частию весьма удовлетворительные и даже хорошие». Далее автор писал о казаках: «их наступление и отступление с пальбою были живы и проворны, их атаки полковыми лавами, с гиком по казачьему обычаю, отличались стремительностью и быстротой, а при переходе церемониальным маршем, посотенно, рысью и в карьер, лучшего равнения, кажется, на мой взгляд, едва ли и желать нужно».[18]

Почему оценки качества казачьих подразделений отличались? В рассматриваемый период на кавалерию возлагались задачи охранения войск на марше, глубокая разведка, подкрепление пехоты в наступлении.[19] Все эти задачи как нельзя более лучше могли выполнять казаки. Как представляется, критика казачества исходила из уст столичных обывателей, мало знакомых с казачьим бытом и в выводах своих исходящих их правительственного подхода, заключавшегося в уверенности исчерпания казаками своей миссии. Лично же наблюдавшие казаков в деле, предлагали совершенно иные подходы и взгляды.      

Несмотря на все обсуждения казачьих вопросов, законодательство развивалось в соответствии с взглядами чиновников военного министерства, и исходя из правительственных взглядов и государственных интересов. Общее направление в регулировании военной повинности казачьих войск заключалось в облегчении отбывания службы и унификации казачьих подразделений с регулярной кавалерией. Таким образом «казачество сохранило свое существование, но, вместе с тем, были приняты решительные меры к тому, чтобы приблизить быт и устройство этого сословия к тем условиям жизни, в которые было поставлено прочее население империи».[20]

В царствование Александра II произошло значительное сокращение сроков службы. В 1856 г. общий срок службы был сокращен до 25 лет, из которых 22 года приходилось на полевую службу, а 3 – на внутреннюю. В дальнейшем законодательное отделение при УИВ предложило срок службы сократить до 22 лет, из которых бы 15 приходилось на полевую службу, а 7- на внутреннюю. 8 сент. 1863 г. данные предложения были разосланы на рассмотрение командирам отдельного Сибирского корпуса, Оренбургского и Кавказского, генерал-губернатору Восточной Сибири. В ответе на имя военного министра главком Кавказской армией писал: «…прошу Ваше Превосходительство исходатайствовать эту милость у Государя Императора и объявить ее одновременно с обнародованием об окончании войны с Кавказскими горцами».[21] 12 июля в Высочайшей грамоте для ККВ в честь покорения Кавказа объявлялось о предполагаемом сокращении сроков службы полевой – до 15 лет, внутренней – до 7. В тот же день данные сроки утвердились  специальным указом.[22]

В целом в 60-е гг. XIX в. большая часть правительственных распоряжений была связана с преобразованиями казачьих войск на Северном Кавказе и созданием двух новых войск – Кубанского и Терского. В военном отношении важнейшие распоряжения относились к порядку формирования строевых частей, изменению значимости родов войск.

В 1861 г. было высочайше указано сводно-иррегулярный дивизион в действующую армию высылать исключительно от ККВ.[23] В этом же году было утверждено положение о Лейб-гвардейских Кавказских Казачьих эскадронах Собственного Его Императорского Величества Конвоя. В соответствии с документом, Лейб-гвардии Черноморский казачий дивизион соединялся с  Лейб-гвардии Кавказским казачьим эскадроном собственного е.и.в. конвоя. Состав конвоя образовывали три лейб-гвардейских эскадрона, меняющихся посменно, через два года. В состав эскадрона от ККВ командируется 4 офицера, 13 унтер-офицеров, 123 казака; от ТКВ - 1, 5, 41 соответственно.[24]  

  Надо отметить, что в законодательстве этого периода полностью отсутствует какая ни будь системность и упорядоченность. Распоряжения издавались исходя из сиюминутных потребностей и выделить общее направление не представляется возможным.

Строевые части бывшего Черноморского и Кавказского линейного войск изменили свои наименования по имени нового войска. Тот есть 1-9-й Черноморские полки стали именоваться 1-9-м Кубанскими полками. Линейцам «повезло» меньше - 1-2-й Кавказские, 1-3-й Лабинские, 1-2-й Урупские, Кубанские, Ставропольские, Хоперские полки стали именоваться по номерам – 10-22-й полки Кубанского войска. То же самое касалось пеших батальонов и артиллерийских бригад.[25]

С водворением за Кубанью новых станиц продолжалось формирование новых полков и бригад. Управление осуществлялось на основании статей положения о КЛКВ. Каждый полк должен был составить отдельный полковой округ с полковым правлением. Соединять полки в бригады предполагалось исходя из интересов кордонной службы.[26] В период с 1861 по 1867 гг. было сделано около десятка распоряжений по перечислению станиц из полка в полк, из бригады в бригаду, по формированию новых полков. За это время в Закубанье было водворено более сотни станиц, сформированы 23-27-й, Абинский и Псекупский конные полки, составившие 7-ю и 8-ю бригады.[27] Однако уже в 1866 г. правления 7-й и 8-й бригад были упразднены, так же как и 22-й и 23-й конные полки. 24-й и 25-й полки образовали отдельные округа с полковыми правлениями, а нумерация полков изменилась следующим образом: 24-му полку присвоен номер 22, 25-му – номер 23 соответственно, 26-му – номер 24 и 27-му – номер 25.[28] То есть новые полки формировались по мере водворения новых станиц. Окончательное же распределение населенных пунктов области по 7 военным отделам и 11 полковым округам  состоялось в 1888 г. по приказу по ККВ № 211.[29]

Исключение в смысле системности составляют распоряжения по артиллерийской части войска, в которых видно последовательное стремление к усилению казачьей артиллерии. В соответствии с распоряжением, сделанным в 1861 г.,  артиллерия ККВ усиливалась за счет 13-14-й батарей бывшего КЛКВ.[30] В этом же году должность командира конно-артиллерийской бригады была упразднена, а командование казачьей артиллерии возлагалось на помощника начальника артиллерии Кубанской области.[31] Как ни странно, уже в 1865 г. должность командира конно-артиллерийской бригады была восстановлена, а должность помощника начальника артиллерии упразднена.[32]

В 1861 г.  в целях «единства управления» в ведении начальника артиллерии Кубанской области были переданы все состоящие на Нижне-Кубанской кордонной линии и в пределах Черномории  85 орудий с принадлежностями. Прислугу для орудий планировалось назначать из казаков полевой артиллерии, гарнизонную артиллерийскую роту ККВ – упразднить.[33]

В 1865 г. в полном соответствии с видами правительства на армию вообще, конно-артиллерийские бригады ККВ были переформированы. Все 5 батарей переведены в мирное время в 4-х орудийный состав, предполагающий развертывание в случае военных действий до 8-ми орудийного состава. Для этого предполагалось содержать двойной комплект нижних чинов в мирное время, излишек прислуги – считать находящимися на льготе. На артиллерийские должности предполагалось назначать только лучших казаков, с утверждения наказного атамана. Все льготные части ежегодно призывать на учения с 16 апр. по 1 июня.[34]

Вышеперечисленные мероприятия свидетельствуют как в пользу тезиса о бессистемности в развитие военного законодательства, так и подтверждают тезис об усиленном внимании к артиллерии, как перспективному роду войск.

Одним из важнейших документов данного периода является положение о воинской повинности ККВ, принятое в 1870 г. Данный документ регулировал отбывание воинской повинности казаками в новых исторических условиях. Поголовная служба казачьего войска была отменена. В мирное время ККВ должно было выставлять десять конных полков, два пластунских батальона, пять артиллерийских батарей, отдельный дивизион в г. Варшаве, два эскадрона императорского конвоя. В военное время количество полков и батальонов увеличивалось втрое. Не служащие казаки именовались казаками неслужилого разряда и обязаны были ежегодно уплачивать определенный налог в войсковой капитал. По достижению 19 лет все жители войска м.п. обязаны были являться к жеребьевке на службу. Срок службы устанавливался в 15 лет строевой – 1/3 действительной, 2/3 – на льготе; плюс 7 лет внутренней службы. Конным полкам были присвоены наименования: 1 – Таманский, 2 – Полтавский, 3 – Екатеринодарский, 4 – Уманский, 5 – Урупский, 6 – Лабинский, 7 – Хоперский, 8 – Кубанский, 9 – Кавказский, 10 – Ейский (полки второй и третьей очереди наименовались 2-м и 3-м полками соответственно).[35]

В 1874 г. было присвоено старшинство ККВ, пластунским батальонам и конным полкам. Старшинство войска устанавливалось по старшинству Хоперского полка – 1696 г.[36]

Практически сразу после введения в действие положения 1870 г. возник ряд вопросов, требующих рассмотрения на местах. В ККВ такая работа была возложена на специальный комитет при наказном атамане под председательством И.Д.Попко. Комитет создавался как постоянно действующий, но со сменяющимся составом, для рассмотрения всех спорных вопросов в ходе масштабных преобразований.[37]

Одним из вопросов, неоднократно обсуждавшихся на протяжении всего пореформенного периода, был вопрос о прохождении казаками службы, в том числе и вопрос об обмене очередями. В 1866 г. по данному вопросу командующий отдельным гвардейским корпусом высказывался резко отрицательно, указывая на то, что подобная практика «приносит вред как самой службе, так и чистоте нравов казаков, редко случается, чтобы казак нанимался по нужде, а большей частью им руководят другие побуждения. Между тем, бросая семью на долгое время, он делается ей совершенно чуждым и, по возвращению домой,  вносит в дом, весьма часто раздор, а иногда и разврат. Нередко случается слышать жалобы родителей и жен на разстройство их хозяйств, вследствие того, что сыновья и мужья покидают их, часто против их желания, нанявшись на службу».[38]

В 1872 г. в комитет при войсковом штабе и наказном атамане рассматривал предложения ГУИВ, по всей видимости продиктованные стремлением искоренить недостатки в порядке отбывания воинской повинности. Комитет предлагал установить 4-летний срок полевой службы с однократным выходом на службу, для этого ежегодно сменять ¼ личного состава. Казаков служилого разряда предполагалось разделить на три возрастных ряда. Первый «полковой комплект по возрастам» включал бы 22, 23, 24, 25-летних казаков; второй и третий   комплекты – 20,21, 26, 27, 28 и 29, 30, 31, 32, 33-летних казаков соответственно. В этом случае обмен очередями стал бы весьма затруднителен, а математический порядок в отбывании службы казаками был бы, наконец, установлен.

  Комитет при войсковом штабе указывал следующее.  В соответствии с положением 1870 г. сроки службы в пределах Кавказского края устанавливаются командующим войсками округа, вне пределов края – военным министром. Данное распределение полномочий по установлению сроков полевой службы опиралось на понимание того, что реальные сроки необходимо устанавливать исходя из реальных военных потребностей, состояния каждого отдельного казачьего хозяйства и множества других случайностей, не видных в столице, но составляющих  жизнь реального казака. Смены осуществляются таким образом в соответствии с административными распоряжениями военного министра и главкома, в три очереди, по личным очередям. Льготные казаки делятся на две смены только в силу необходимости разделить «первоочередных» от «дальнеочередных». Таким образом, у местного начальства и самих казаков остается возможность маневра при определении на действительную службу для действительно нуждающихся в отсрочке. При принятии к руководству предложений ГУИВ, не остается никаких возможностей как для законных отсрочек, так и для личного обмена очередями. К тому же, при переводе на льготу сразу пяти возрастов получается избыток казаков, которых следует в таком случае насильственно зачислять в неслужилый разряд с ежегодной платой, что многим просто не выгодно.

В настоящее время сложилась оптимальная система, по мнению членов комитета. Льготные казаки разделены на два комплекта – первоочередной и второочередной (или дальнеочередной). Некомплект в строевых частях пополняется за счет первоочередных казаков, разделенных на сотни.  На их место зачисляются малолетки из второй очереди, имеющие безусловную годичную льготу перед выходом на службу. Вторая же очередь, или «дальнеочередники», пополняются за счет вновь призванных малолетков и выходящих на льготу казаков строевых частей.[39]     

Это весьма показательный пример, как столичные власти, не имеющие, или не желающие иметь, представление о положении на местах, стремились к бездумной унификации как казачьих законоположений, так и самой жизни казачества. В основе данных устремлений, как представляется, лежало не стремление к защите интересов казачьего населения, но типичное стремление чиновника к упрощению действительности, видимо, для простоты составления отчетов и документации.

Из документов 60-70 гг. XIX в. следует отметить уравнение в выплате жалованья офицерам в строевых частях ККВ с регулярными войсками.[40] Эта мера вызвана, по всей видимости, стремлением привлечь к службе в казачьих войсках офицеров, поскольку ощущался недостаток местных кадров. Вообще о местном (точнее – черноморском) дворянстве столичные власти были весьма невысокого мнения. Так члены столичного комитета по пересмотру казачьих законоположений в «главных основаниях» для положения о ККВ писали о черноморском дворянстве следующее: «Большинство из дворян крайне бедно, необразованно, требовательно и неспособно ни к какой полезной деятельности, неспособно даже к казачьей службе… желать надобно, чтобы… явился  новый, живой благотворительный элемент, способный внести …в боевые ряды их иной дух, облагородить их понятия и службу».[41] 

Таким образом, естественный источник пополнения офицерских вакансий – местное дворянство – не мог удовлетворить спрос. Поэтому правительство вынуждено было привлекать для службы в казачьих войсках офицеров из регулярных частей. Зачастую в войска шли карьеристы и желающие покрасоваться в красивой форме франты, поэтому качественный состав офицерского корпуса оценивался невысоко.

Итак, в 60-70-е гг. XIX в. основным содержанием в реформировании воинской повинности ККВ стало сокращение срока службы и уменьшение численности казаков на действительной военной службе. Преобладающими в это время стали взгляды на кавказское казачество как на внутренние войска, утратившие свое боевое значение и по необходимости переходящие в русло мирной жизни. Программы по реформе воинской повинности, системы в принятии законов не было, поскольку сами войска находились в процессе реформирования, армия в целом переживала период  изменений. Однако можно выделить несколько существенных моментов. Во-первых, это усиление артиллерии. Во-вторых, стремление к улучшению качественного состава офицерского корпуса. В-третьих, принижение значения казачьих формирований в регулярной армии (проектируемой по европейскому образцу) до роли вспомогательных войск.

Стремление рассматривать историю казачества в контексте общероссийской исторической парадигмы оправдывает себя и в случае с развитием взглядов на казачество как военную силу. Безусловно, всякие воззрения появляются не вдруг, однако перемена во взглядах на казачьи войска, ставшая основой проводимых мероприятий, весьма соответствует общей атмосфере эпохи Александра III.                                                                                                                                                                                                  

Прежде чем обратиться непосредственно к развитию взглядов на казачьи войска, необходимо сказать несколько слов об изменениях в организации армии в целом. При Д.А.Милютине корпусная организация армии была заменена военно-окружной. При такой организации в округе высшим войсковым соединением стала дивизия, низшая тактическая единица – батальон. Предполагалось, что такая организация армии будет максимально близкой к полевому устройству армии в военное время. Существенными недостатками данной системы являлось отсутствие связи между родами войск, что лишало командиров возможности отработки единых оперативных и стратегических задач, но самое печальное заключалось в том, что высшие командные кадры не получали в мирное время опыта управления крупными военными соединениями.[42]

Кн. А.М.Барятинский возглавил часть генералитета, недовольного реформами Д.А.Милютина. С трудом военный министр отстоял существующий порядок управления войсками, однако уже в 1876 г. вернулись к корпусной системе.[43] Корпус включал в свой состав 2 пехотных дивизии, 1 кавалерийскую дивизию, саперный батальон, летучий парк. Кавалерийская дивизия в 1-м и 2-м Кавказских корпусах, восстановленных в 1878 г., состояла из двух кавказских бригад по два полка и двух конно-артиллерийских батарей.[44]

Итоги русско-турецкой войны 1877-1878 гг. выявили существенные недостатки в использовании кавалерии, численность которой была мала, отсутствовала единая тактическая организация, что делало невозможным использование в полное мере боевой мощи казачьих частей. Полки прикомандировывали к армейским корпусам, что приводило к дезорганизации кавалерийских дивизий, которые могли в составе бригад выполнять самостоятельные боевые задачи.[45] Как представляется, столь бездарное использование кавалерии и казачества стало прямым следствием предшествующего периода, когда казачество не рассматривали как реальную боевую силу, а как вспомогательные подразделения.

Переосмысление роли кавалерии привело к росту численности кавалерийских частей. В 1863 г. численность кавалерии составляла 71.648; затем последовало значительное сокращение в 1869 г. – 59.334, а в 1870 г. – 59.076. Однако уже к 1879 г. численность кавалерии возросла до 80.041 и на протяжении двадцати лет оставалась на уровне 70-80 тыс.[46] Помимо того, увеличивалась боевая мощь отдельных подразделений. Так  полки доводились до шестисотенного состава - находящиеся на службе в 1895 г., льготные в 1905 г. Так же возросло число полков, выставляемых ККВ в мирное время. В 1889 г. сформирован еще один первоочередной  полк - Черноморский, а в 1890 г. были добавлены полки второй и третьей очереди.[47]

Вполне очевидно, что с изменением понимания значения кавалерии должно было измениться и отношение к казачеству. Несмотря на огромные траты (210-214 млн. руб. ежегодно), финансирование армии было недостаточным для ликвидации отличий от передовых  армий Европы. В этих условиях относительная «дешевизна» казачьих войск стала одним из факторов к пересмотру взглядов на «ценность» казаков как военной силы.

Помимо общеармейских изменений, ситуация на Северном Кавказе требовала отказаться от иллюзий «полного умиротворения». А.М.Дондуков–Корсаков, несомненно прекрасно осведомленный о ситуации в крае, писал в 1883 г. следующее: «…да и само умиротворение края, как оказалось, было достигнуто далеко не вполне и потому многие из мер гражданского характера явились резким противоречием бытовым особенностям казачества, внесли неопределенность отношений войсковых сословий к властям и часто не только не улучшали, а, напротив, разстраивали благосостояние казачьих общин».[48]

По мнению А.М.Дондукова-Корсакова, «ненормальное положение» кавказских казачьих войск было вызвано рядом правительственных мер в последние 15-20 лет, которые имели своими последствиями «не только разстройство экономического быта казаков, но и утраты тех воинских качеств этого славного войска, составляющих неоценимую государственную силу в военное время».[49]  

Командующий войсками ратовал за возрождение казачества как реальной военной силы. В предыдущей главе упоминался комитет в г. Тифлисе под председательством Г.А.Леонова, который пришел к следующим выводам о причинах упадка «духа и военных качеств» казачества: а) смешанная система военного и гражданского управления, с преобладанием гражданской администрации; б) ослабление прежних патриархальных отношений казаков в станицах и военной дисциплины среди них, вследствие чрезмерного наплыва в станицы иногородних и устранения войскового начальства от наблюдения за станичными правлениями.[50]

Конечно, не все винили в утрате боевого духа казаками иногородних. Так, действительный статский советник Бутыркин, указывал, что «…ослабевание военного духа не есть ли естественное следствие отсутствия перед ним (казачеством – А.М.) неприятеля?»[51]

Интересно отметить, что сами казаки прекрасно осознавали, прочувствовали процесс угасания военного начала в своей среде. Подтверждением этому тезису могут служить тревожные заметки в «Казачьем вестнике» (печатный орган казачьих войск) о необходимости принятия мер по поддержанию боевых качеств. В марте 1883 г. появилась статья под псевдонимом «Кубанец». Автор указывает на угасание воинского духа, вырабатывавшегося в течение последних 80 лет у кубанских казаков. Причины просты: «Раздвоение власти в Кубанском войске и подчинение казачьего населения гражданскому ведомству уронило цену военного начальства перед казачьим населением и вредно повлияло на служилую массу, относительно военного рвения». Казаки стали относиться антипатично ко всему военному, даже наездничеству. Теперь за исправного казака необходимо бороться как за рекрута. За время реформ  материальная сторона не улучшилась, а нравственная пошатнулась.[52]

Подтверждением изменившегося отношения к службе как нельзя лучше служит проект наказного атамана ККВ, предлагавшего присвоить право высылать на внеочередную службу казаков порочного поведения и ведущих праздный образ жизни. Однако начальник ГУКВ генерал-лейтенант Богуславский отказал, мотивируя это тем, что до сих пор на службу был взгляд как на почетную обязанность, а не как на наказание.[53] То есть на местах служба уже не рассматривалась как честь, но как наказание. Ведь не случайно атаман выбрал как дисциплинарную меру отправку на действительную службу. Однако 30 нояб. 1882 г. право высылки казаков порочного поведения на службу или в отдаленные места было предоставлено наказного атамана Донского войска и в скоре распространено на кавказские казачьи войска на 5 лет. Впоследствии срок продлевался.[54]

К мерам по поддержанию воинской дисциплины и уважения к казачьей службе следует отнести присвоение в 1900 г. Войсковому наказному атаману кавказских казачьих войск права производить в приказные и урядники отставных казаков и лишать такового звания. Цель такой меры помимо поощрения отставных казаков заключалась в том, чтобы «поставить урядничье звание, пользующееся в населении казачьих войск большим почетом, в такие служебные условия, которые обеспечили бы требования чинопочитания и дисциплины».[55] 

Пафос необходимости сбережения казачества от полного перехода в состояние податного сословия пронизывает другую заметку, посвященную недостаткам льготного состояния казаков. Автор указывает на необходимость значительного внимания к  военной подготовке казаков на льготе.[56]

Именно процессы расказачивания, обусловленные изменениями социальной структуры страны, экономики, в которой  под влиянием развивающегося капитализма все меньше места оставалось для любых феодальных сословий и феодальных отношений, породили своеобразный феномен научно-популярных изысканий в области казачьей истории, оценке тактических свойств казачьих подразделений. Авторы подобных трудов пытались в героическом свете подать военное прошлое казаков, оценить возможности использования казаков в условиях современной войны.[57] Безусловно, возможности плодотворного использования казачьих подразделений сохранялись еще значительное время, однако общая тенденция к кардинальной перемене характера войны, роли и значения родов войск наметилась уже в конце XIX  в., а отчетливо проявилась в ходе империалистических войн начала XX в.

Одной из важнейших проблем, с которой столкнулись казачьи войска в период конца 70-х – 80-е гг. XIX в., стала трудность полноценной комплектации строевых частей. Проблема облегчения воинской повинности, как уже указывалось выше, стала одной из центральных для высшего командования и управления казачьими войсками. В 1879 г. в ГУКВ вновь рассматривался данный вопрос. В частности, члены управления отмечали, что по существующему положению в военное время кубанцы должны  выставить 35.019 чел., а численность казаков в возрасте о 21 до 35 лет – 36.043 чел. Таким образом, в случае военных действий, казаки Кубани должны будут выставить 97% от числа служилого возраста. Практически всех, без предоставления льгот на законных основаниях. На 1879 г., даже с прекращением перечисления части казаков в неслужилый разряд, понадобится около 10 лет для значительного увеличения численности казачьего населения.[58] 

В апреле-мае 1879 г. наказной атаман ККВ находился в столице и внес на рассмотрение в ГУКВ некоторые предложения, с учетом мобилизационных возможностей казаков призывного возраста, не превышающих 4.500 чел в год.  Во-первых, сократить срок службы казакам до 3 лет (вместо 5-7 в настоящее время). Во-вторых, сократить количество сотен в полках до четырех. В-третьих, сократить число батарей до шести. На случай европейской войны для быстрой мобилизации постоянно содержать кадр второочередных полков для быстрого развертывания.[59]

ГУКВ считало возможным привести в исполнение данные предложения. Однако наместник Кавказский вел. кн. Михаил, указывая на то, что «…каждая из существующих частей имеет за собой известные исторические и боевые традиции, так и в виду установившейся уже нормы для формирования частей на время войны», не посчитал возможным принять предложения наказного атамана ККВ и ГУКВ.[60] 

Следовательно, к 80-м гг.  XIX в. для выполнения  военных обязанностей у кубанских казаков не хватало мобилизационных возможностей. Воинская повинность стала обременительной, ведь очевидно, что совместить продуктивное ведение хозяйства в условиях развивающегося капитализма и отбывание обязанностей по отношению к государству, практически невозможно.

Однако необходимость заставляла искать способы облегчения воинской повинности. При ГУКВ в 1879 г. была создана специальная комиссия для рассмотрения возможности применения в кавказских казачьих войсках положения о воинской повинности для Донского войска. Комиссия пришла к заключению о необходимости сокращения срока службы, возрастания возрастной планки выкомандирования в войска до 23 лет, разработки порядка распределения в конные полки и пластунские батальоны уже на момент зачисления в приготовительный разряд.[61]

Материалы комиссии были обобщены в специальном докладе по ГУКВ с проектом  изменения порядка комплектования строевых частей ККВ и ТКВ в 1881 г. Согласно документу предполагалось, помимо вышеуказанных изменений, провести более четкое разделение районов комплектования строевых частей с указанием станиц. При таком подходе из наиболее беднейших закубанских и станиц нагорной полосы можно комплектовать исключительно пешие части.  Так же были разработаны предположительные штаты строевых частей в мирное и военное время.[62]

Итогом этой работы стало принятие в 1882 г. «Положения о военной службе казаков Кубанского и Терского казачьих войск». Служилый состав войска делился на три разряда – приготовительный, строевой и запасной. В приготовительном разряде казаки находились три года, в течение которых освобождались от всех натуральных и денежных повинностей и обязаны были все приготовить для выхода на службу.

В строевом разряде казаки обязаны были прослужить на действительной службе четыре года – еще 8 числились на льготе. На казаках запасного разряда лежала обязанность содержать в исправности снаряжение и обмундирование, строевую лошадь (кроме казаков третьей очереди), в котором казаки находились 5 лет. Общий сок службы – 20 лет. Войско выставляло в мирное время два эскадрона Л.-гв. Собственного е.и.в. конвоя; десять конных полков шестисотенного состава; один конный дивизион (в г. Варшаве); два пластунских батальона; десять кадров второочередных конных полков; пять конно-артиллерийских батарей четырехорудийного состава. В военное время: два эскадрона конвоя; тридцать полков шестисотенного состава; один конный дивизион; шесть пластунских батальонов; пять конно-артиллерийских батарей шестиорудийного состава.[63] 

В 1886 г. начальник окружного штаба войск Кавказского военного округа предложил генерал-адъютанту А.М.Дондукову-Корсакову представить соображения по формированию в ККВ новых пеших пластунских батальонов.[64] Вскоре число батальонов было увеличено до четырех в мирное время, в военное - до двенадцати.[65] 23 марта 1889 г. приказом по военному ведомству № 73 было объявлено о формировании еще одного конного полка в ККВ – Черноморского № 1.[66]

В 1883 г. было определено число и штаты местных команд для внутренней службы в  войске. Семь команд (Усть-Лабинская, Лабинская, Баталпашинская, Кавказская, Ейская,  Майкопская, Темрюкская – вскоре вместо последних четырех – Прочноокопская, Уманская, Крымская, Отрадненская)  обязаны были нести караульную службу, конвойную и охранную на территории области.[67]

Необходимо отметить особое внимание к обучению призывных казаков и поддержанию военного образования в войске. Уже в 1867 г. было утверждено положение о Кубанском казачьем учебном дивизионе. На дивизион возлагалась задача систематического обучения казаков и офицеров строевой службе, наездничеству, джигитовке, умению обращения с оружием, развитию воинской дисциплины. Помимо того, на инструкторов возлагалось обязанность контролировать качество снаряжения призывников на летних сборах.[68]

Как указывалось выше, положение 1882 г. предусматривало применение к казакам Кавказских войск  правил для обучения казаков приготовительного разряда Донского войска. Указанные правила предполагали обучение в станицах и хуторах в зимний период и в лагерных сборах в весенне-летний период. Обучение начиналось осенью второго года приготовительного разряда и продолжалось весной третьего года. Зимние учения имели продолжительность в 24 дня и за один раз казаки не могли задерживаться на обучении более чем на неделю, летние сборы в 21 день не прерывались. Приоритет в обучении отдавался верховой езде, стрелковым упражнениям и умению владеть холодным оружием.

Казаки обязаны были изучать следующие предметы: а) правила стрельбы в цель из винтовки и стрелковые упражнения, навыки обращения с огнестрельным оружием; б) пешему и конному строю; в) развитие удальства и наездничества, а именно – вскакивание и соскакивание с лошади на карьере, перепрыгивание с одной лошади на другую, доставание вещей с земли на скаку и проч., а также стрельба с лошади на скаку; г) ознакомление с воинской дисциплиной и чинопочитания и с обязанностями часового.[69]

В инструкции для занятий казаков в зимний период, использовавшейся в ККВ, занятия распределялись следующим образом. 24 учебных дня делились на четыре недели по шесть дней. Ежедневно для занятий отводилось по шесть часов с 10 утра до 16 часов дня. При этом указывалось на необходимость чередования теоретической и строевой подготовки – по 2 часа. Обоснование такому подходу – в трудности длительного сосредоточения внимания на изучении теории. То есть в процессе обучения использовались достижения педагогической мысли, присутствовало стремление сделать учебный процесс результативным и не слишком утомительным. Хотя на практике зачастую преподаватели в станицах, в основном из отставных урядников, относились педагогическому процессу с некоторой долей индеферрентности и формализма.

 В течение первой недели казакам следовало выучить основные молитвы, наименование своей части, изучить войсковые и полковые знамена, знаки отличия, обмундирование. Так же необходимо было выучить титулование государя-императора, правильное титулование и обращение к начальству. Помимо этого, казакам давали представление о воинской дисциплине, объясняли суть и значение присяги и долг казака по отношению к государю и отечеству. Призывники получали представление о пределах власти должностных лиц, то есть фактически изучали то, что в современной армии носит наименование общевоинского и дисциплинарного уставов. В течение второй недели обучения происходило ознакомление с условиями и сроками службы. Казаки изучали устройство и правила ухода за стрелковым оружием, обучались приемам и строевым упражнениям с винтовкой, а так же овладевали навыками владения холодным оружием. На третьей неделе полученные знания по матчасти углублялись и закреплялись, происходило обучение действиям в конном и пешем строю. Так же изучались обязанности и права часового, караульного. Четвертая неделя отводилась изучению правил гарнизонной службы, обязанностей при несении сторожевой службы. Казаков обучали правильному уходу за конями, скачке и рубке лозы на скаку.[70] 

Летние сборы в основном посвящались практическим навыкам в стрельбе, умению действовать в пешем и конном строю.[71]

Само появление подобных программ для обучения казаков было тревожным сигналом, свидетельствующем о действительном упадке казачества как самобытной и грозной военной силы. Совершенно абсурдна сама мысль о возможности научить лихости и удальству, то есть быть казаком. По всей видимости выводы современников о переходе кавказского казачества в разряд  внутренних войск, способных к выделению переселенцев, но не постоянной военной службе, были весьма недалеки от истины. Естественно, что казаки еще длительное время представляли из себя вполне боеспособное население, но тенденция наметилась к угасанию воинского начала.

Место казачьих частей в кавалерии было в некотором смысле двойственным и неопределенным. Эта двойственность проистекала из различных причин – разнородности вооружения, тактики ведения боя, боевым навыкам. С одной стороны происходило сближение казачьих подразделений с общевойсковыми кавалерийскими подразделениями. Это проявлялось в распространение на казаков действия строевых кавалерийских уставов, то есть унификации тактики ведения боя. С другой стороны, все же для казачьих частей были сделаны исключения, обусловленные историческим прошлым и опытом. Так казачьим частям предписывалось действовать лавой. Такой строй использовался для атаки, для маневрирования «…и вообще в тех случаях, когда имеется в виду, избегая столкновения с противником в сомкнутом строю, утомить его постоянными тревогами, действуя с фронта и против флангов, или вызвать его на действия разрозненные или на одиночный бой, в котором казаки при одиночном ловком наездничестве и ловком владении оружием, могут иметь преимущество перед регулярными кавалеристами, более привычными к действию в сомкнутом строе, чем к одиночному единоборству». [72]

Спешивание для казаков предполагалось избегать всеми силами и лишь в случае крайней необходимости, при условии отсутствия угрозы нападения неприятеля на коноводов. Еще менее следовало казаком прибегать к оборонительному спешиванию в кругах, поскольку на успех обороны в таком случае можно рассчитывать исключительно против нестройной конной толпы.[73] Данный фрагмент отражает традиционную тактику защиты против внезапного нападения горцев на казачий строй. Однако составители устава признают полезным практиковать подобное спешивание  для того, чтобы «поддержать в них (казаках – А.М.) самобытный и достойный подражания способ драться и умирать в самых безвыходных положениях…».[74]

К сожалению в регулярной кавалерии не спешили перенимать во многом уникальный опыт, веками накапливаемый казаками. К примеру, при усиленном спешивании кавалеристы разбивались на шестерки и пятеро занимали позицию, а шестой держал в поводу коней своей шестерки. Казаки же использовали иной способ спешивания, позволяющий задействовать весь личный состав. При таком способе спешивание производилось с батованием коней, то есть  когда лошади первых шеренг разворачивались кругом и лошади задней шеренги подавались на полкорпуса вперед, чтобы головы находилась на уровне седел. После взаимного закрепления поводов через подпруги за луки седел, казачьих коней можно было оставлять без присмотра, не опасаясь не найти их на оставленном месте.    

Таким образом в 80-90-е гг. XIX в. в отношении казачьей службы видны две тенденции. Первая заключалась в поиске способов облегчения воинской повинности. Особенных успехов в этом направлении не удалось достичь, что обуславливалось в том числе изменением отношения к кавалерии. В связи с этим происходил пересмотр взглядов на казачьи войска как составную часть кавалерии в рамках общегосударственного усиления кавалерийских частей. В этой связи увеличивается количество полков, которые сводятся в крупные объединения – дивизии и бригады, так же увеличивается численность самих полков. Появляется необходимость в обучении казаков приготовительного разряда, что свидетельствует о негативном влиянии на боевые качества мирной жизни в отсутствии непосредственного соприкосновения с неприятелем. В процессе обучения присутствовало стремление сохранить некоторые традиционные навыки наездничества, а в общей тактике ведения боя казачьим частям навязывались общеармейские нормы. Традиция сохранялась в отдельных элементах, однако, как представляется, использование традиционной тактики казачества, более привыкшего к неожиданным рейдам, засадам, преследованиям противника с изматыванием последнего было бы более продуктивно (более подробно об участии в военных операциях ниже).

Необходимо отметить, что в указанное время усиливается внимание к казачеству со стороны лиц царской фамилии. И.Я.Куценко  указывал на стремление создать из казаков верную опору трону, оплот существующего режима.[75] Действительно, знаменательны слова императора Александра III, произнесенные на торжественном круге 22 сент. 1888 г. во время посещения Кубани: «Я счастлив, кубанцы, что вместе с Императрицею и Наследником приехал к вам. Мне это желательно было давно и, наконец, удалось я уверен, что вы будете служить и Отечеству и своим Царям, как прежде служили, а молодежь кубанская – также храбро и честно, как и старшины».[76]

Подчеркнуть особое значение казачества для империи и императорского дома должны были пышные празднества 200-летия Кубанского казачьего войска. Программа разрабатывалась заранее, утверждалась в Санкт-Петербурге. Приготовления эти носили изрядный оттенок театральности и наигранности. К примеру, планировалось пригласить «почетного старика станицы Баталпашинской» командующего императорской главной квартирой Оттона Борисовича Рихтера.[77] Присутствие такого рода «свадебных генералов»  должно было служить подтверждением «ценности» казачества для государства.[78]

Конечно нельзя утверждать, что отношение к казачеству было исключительно потребительское. Иногда чиновники проявляли настойчивость в поощрении отличившихся казаков. Так в список награждаемых особой памятной медалью за службу в конвое, был включен урядник лейб-гвардейской 1-й Кубанской казачьей сотни Михаил Беляков, несмотря на то, что список награждаемых был составлен, утвержден и закрыт. К сожалению, медаль не понадобилась, так как казак к тому времени скончался.[79] Впрочем, такие случаи скорее исключение, чем правило.   

 К концу XIX в. наиболее значимые проблемы казачества, требующие немедленного разрешения, уже обозначились со всей очевидностью. В материалах для составления проекта нового положения об императорском конвое сохранилась  анонимная записка «Наболевшие казачьи вопросы, нужды и мысли». Точно датировать документ невозможно, однако судя по соседним документам, составлен он был в 1900-1902 гг. Автор указывает на следующие «язвы» казачьих войск и необходимые меры: а) ввиду всеобщего обнищания казаков необходимо субсидировать покупку строевых лошадей при выходе на службу в размере 120 руб., с тем, чтобы купленные лошади  считались войсковым имуществом. Для реализации предложения необходимо обложить неслужилых казаков особым налогом, в размере половины суммы. По окончанию службы кони перечислялись бы в войсковые табуны, депо; б) сравнять казачьих офицеров с драгунскими при производстве их из сотников в подъесаулы и есаулы; в) приложить максимум усилий для  поднятия степного коневодства, для чего образовать конское депо; г) ввиду особой важности при мобилизации и выходе на действительную военную службу проверки качества снаряжения и обмундирования казаков, назначать атаманов отделов исключительно из бывших командиров первоочередных полков; д) выделить казачьи полки из состава кавалерии и образовать казачьи дивизии как передовую кавалерию вторжения. Пребывание казачьих подразделений в составе регулярной конницы приводит к эксплуатации казаков драгунами. Казаков посылают в рейды, разведки, посыльными, так как они «способнее к этой службе, а лошади у них собственные и привычные». Поэтому к окончанию маневров казачий конный парк измучен и заморен; е) увеличить норму офицеров на полк шестисотенного состава, сравнив с драгунскими шестиэскадронными полками. При 23 офицерах на полк, когда 2-3 в отлучке и несколько больных, после замещения всех должностей остаются свободными не более шести младших офицеров. В такой ситуации невозможно эффективное командование и работа с личным составом; ж) необходимо не увольнять на льготу строевых офицеров. В настоящее время в первый год офицер только учится служить, второй год начинает службу «понимать», и лишь на третий действительно служит. А четвертый год – готовится к отправке домой. При таком положении вещей казачьи офицеры забывают строевые знания, грубеют и не знают вверенных частей. Необходимо увеличить разницу в содержании льготных и находящихся на службе офицеров, что сделает службу привлекательной; з) необходимо изменить порядок комплектации полков, отправляющихся на действительную службу. За четыре месяца сборов – с февраля по июль – невозможно сплотить часть в крепкую боевую единицу, достигнуть слаженности, поскольку молодое пополнение прибывает несвоевременно; и) полки должны быть легкими и подвижными, поэтому колесный обоз следует заменить вьючным. Подобный опыт провел командир второй бригады ген.-майор Вышеславцев на двухмесячных летних сборах – результаты были прекрасны. Так же необходимо изменить седла и вьючные мешки, не меняющиеся со времен  «Чингиза и Тамерлана», заменить полушубком ватный бешмет, крайне неудобный и холодный; к) командование сотнями доверять только есаулами, прошедшим кавалерийскую школу. Вообще не жалеть денег на строевое образование, верховую езду и джигитовку, стрельбу. [80]

Обобщив вышеперечисленное, можно выделить следующие казачьи проблемы. Крайняя затруднительность приобретения «справки» при выходе на службу, использование казачьих частей для наиболее трудоемких поручений, необходимость улучшения конского парка, низкое качества офицерского состава, недостатки в обмундировании. Как видно из предыдущего изложения, указанные проблемы накапливались на протяжении всего пореформенного периода.

В 1901-1902 гг. при ГУКВ была создана очередная комиссия под председательством генерал-лейтенанта Газенкампфа для обсуждения вопросов об уменьшении тягости воинской повинности. В работе комиссии принимали участие представители ГУКВ – генерал-лейтенант Королев, генерал-майоры Гарф, Романенко и Фатеев, полковники Соловьев и Григорьев; от главного штаба – генерал-майор Лашкевич; от управления генерал-инспектора кавалерии – подполковник Эрдели; от главного интендантского управления – статский советник Жебровский; представители от войск (от ККВ присутствовал полковник Богданович). Обсуждались вопросы предоставления безусловной льготы единственным работникам в семье, отмены учебных сборов полков третьей очереди и ограничение одним сбором полков второй очереди, предоставления права атаманам отделов разрешать отлучки казакам на год. Так же решались второстепенные вопросы, такие как утверждение программы обучения казаков приготовительного разряда перед выходом на службу.[81]

    Сам перечень основных вопросов свидетельствует либо о непонимании, либо о нежелании понимать того факта, что косметическими мерами казачьи проблемы не удовлетворить. Почему столь тягостной стала служба, если ранее черноморцы и линейцы служили чуть не пожизненно и поголовно? Возросла стоимость снаряжения, в основном из фабричных вещей, удовлетворяющего требованиям регулярной кавалерии, в составе которой служили казаки. Уже в 1879 г. в обмундировании казака кустарного производства были только газыри, бурка, папаха и седло с прибором.[82] С расширением запашек не осталось места для степного коневодства, что привело к сокращению конского поголовья, что, вкупе с ужесточением требований к качеству, привело к непомерно высокой цене  строевого коня. В целом процессы развития капитализма, расширения товарного производства, перехода к потребительскому обществу – капиталистическому, приводили к разрушению патриархальности, возрастанию запросов и удорожанию жизни. Те же процессы неизбежно разрушали сословные ограничения, что неизбежно приводило к уничтожению казачества как военного сословия. Б.Б.Игнатьев указывал, что причиной упадка казачества было то, что «воспитанное на традициях военной службы, (казачество – А.М.) оказалось еще не подготовленным к условиям гражданского быта».[83] Как представляется, казачество могло весьма успешно справиться с «трудностями» гражданского быта, только вот правительство не было заинтересовано в окончательном «расказачивании» своей военной силы и поддержки трона. Амортизационные возможности системы еще далеко не были исчерпаны. Для этого потребовалось четыре года войны, десятилетие подрывной деятельности думы и несколько десятилетий разрушительной деятельности радикалов.

Все более часто проявлялось недовольство необходимости участвовать в лагерных сборах. Так в «Военном сборнике» (! – органе печати военных) в 1901 г. появилась статья М.Григорьева, в которой автор указывал на крайнюю обременительность сборов, которые «ложатся довольно тяжело на казачье население в экономическом отношении».[84] Действительно, три-четыре недели в страду могут просто выбить хозяйство из графика сельскохозяйственных работ при отсутствии работника, либо потребовать расходов на найм рабочей силы, что не каждому хозяйству было доступно.

Хотя автор указывает на необходимость сохранения приготовительного разряда с некоторыми изменениями, однако сам тон статьи свидетельствует о значительной корректировке в системе ценностей, в которой материальные интересы стали выше любой воинской чести, удальства. Конечно, нельзя утверждать, что такие воззрения были присущи абсолютному большинству казачества, но сама постановка вопроса в таком ключе весьма показательна. Эти факты свидетельствуют, что мнение некоторых исследователей о присущем всему казачеству неком особом «государственном самосознании», привычке «брать на себя большие функции, чем им были отведены государством» нуждаются в критическом осмыслении.[85]

Русско-японская война породила всплеск интереса к проблемам армии вообще, казачьих войск в частности. Б.Б.Игнатьев, проанализировав работы П.Н.Краснова, П.Свешникова, В.Усова, А.Свечина, В.Буляковского, Ф.Гершельмана, посвященные непосредственно участию кавалерии в военных действиях, сделал следующие обобщающие выводы. Все проблемы, указанные в записке Анонима  еще в 1901-1902 гг. (см. выше), весьма ярко проявились в ходе войны. Во-первых, в большинстве случаев (исключение – Уральское войско) ощущалась нехватка офицерского состава, что приводило к доукомплектованию офицерами не знакомыми ни с личным составом, ни с тактикой ведения боя казачьими частями. Во-вторых, у казаков были весьма низкого качества лошади, низкорослые и малосильные. Казачьи части были вооружены очень разнородно, и зачастую не было возможности обеспечить боеприпасами сводные отряды. В-третьих, огромный казачий обоз сводил маневренность и мобильность к минимуму. Таким образом, необходимо было ликвидировать существующие различия между казачьими и регулярными частями; создать предпосылки для возможности командования казачьими  подразделениями при любых обстоятельствах, то есть опять задача полной унификации; наладить снабжение и обеспечить вооружение за счет государства. Если же казачьи полки не встанут в вопросах тактики, вооружения и снаряжения наравне с драгунскими полками, то боевая мощь их будет снижена.[86]

Вполне очевиден вывод, что при подобном развитии событий, казачьи войска как самостоятельная боевая сила просто исчезнут. Таким образом, «приговор» казачеству как военной силе был вынесен – условия современной войны не позволяют существовать казачьим подразделениям в неизменном виде. Были и более радикальные мнения. Некоторые, как упоминавшийся выше г-н Новицкий, предлагали вообще упразднить ГУКВ и сами казачьи войска за ненадобностью.

Естественно, правительство не могло себе позволить роскошь отказаться от дальнейшего использования казачества в военных и полицейских целях. Поэтому период между русско-японской и первой мировой войнами был наполнен мероприятиями по приведению казачьих частей в приемлемый для современной армии и войны вид. Задача эта была крайне сложной и не была решена в полной мере к 1914 г., как и в целом не были закончены военные реформы.

Помимо чисто военной необходимости сохранения казачества, ему отводилась не менее важная роль внутреннего стража порядка. Интересна в этом отношении заметка П.Орлова «Казачьи вопросы». Автор пишет: «…и имя «казак» еще грозно звучит как для внешних врагов, так и внутренних. Крепко помнят эти последние грозное имя «казак» и изо всех своих сил стараются стереть с лица земли, изжить со света белого ненавистное им сословие и в средствах, приемах для достижения этого они не стесняются … напустив в однородную семью казачества, в этот один из важнейших органов России, в этот оплот государства, евреев, армян, и прочих инородцев, среди которых слышаться свои речи, речи противные речам казачества, которых интересы противны интересам не только казачества, но и всей России, которым казачество поперек горла стоит, как стоит на свете Божьем и сама Русь Самодержавная».[87] Статья эта – крик умирающего казачества: «Надо побольше стойкости, побольше глубины сознания грозящей опасности от земщины, от инородчины!»[88]

Данная статья лишний раз подтверждает, что будущего для казачества как сословия не было в капиталистической России, что интуитивно чувствовали современники. При этом гораздо больший интерес вызывает то, что автора уже не смущает роль казачества как полицейской силы. Мало того, он чуть ли не гордится ролью казаков в усмирении «внутренних врагов»!

Таким образом, говоря о развитии взглядов на казачество и  воинской повинности во второй половине XIX - начале XX вв. можно сделать следующие выводы. Период стремления сблизить казачество с гражданским населением и взглядов на кавказское казачество как на войска внутренние, уже потерявшие боевое значение, довольно быстро исчерпал себя. Необходимость реформирования армии осложнялась значительными финансовыми трудностями, что подталкивало правительство к более широкому использованию казачьих частей как в военное время, так и в мирное для кордонной службы, так и для наведения внутреннего порядка. Начиная с 80-х гг. XIX в. правительство предпринимает ряд мер по сословной изоляции казачества и недопущению полного слияния казаков с податными сословиями. Происходит изменение самого характера службы, все больший удельный вес занимают полицейские функции, усиливается внимание к казачеству как опоре самодержавия, принимаются меры по поддержанию в казачьей среде строевого образования и наездничества.

Несмотря на усилия правительства, казачьи войска все менее и менее становятся способными к выполнению службы наравне с регулярной кавалерией. Причины этому были как социально-экономические (дороговизна лошадей и обмундирования), так и военные (некачественный офицерский состав,  трудности в комплектовании частей, недостатки общего командования и нецелесообразное использование возможностей казачьих подразделений).

Меры правительства по облегчению воинской повинности носили косметический характер, тогда как причины упадка казачества лежали в области протекавших социально-экономических процессов и связанных с развитием капитализма структурных изменениях российского общества.

---

2.2.  Участие в войнах, конвойная, внутренняя служба и другие повинности кубанских казаков

В советской историографии за казачеством утвердилось наименование «полупривилегированное сословие». Как представляется, данное определение совершенно не отражает реального положения вещей. Как известно, причиной для подобного наименования, послужило казачье землевладение и некоторые привилегии - освобождение от  рекрутской повинности и государственных податей. Поскольку землеобеспеченность казаков была несопоставима с земельными наделами крестьян, особенно в центральных губерниях, делался вывод о большей зажиточности казачества, кулацкой его сущности.

Конечно, казаки обладали рядом безусловных льгот. Так, например, казаки имели право на довольствие солью из войсковых соляных озер из расчета два пуда на душу.[89] Так же каждый казак, вне зависимости от чина, имел право на заведение двух рыболовных заводов с уплатой соответствующего сбора с пойманной рыбы.[90] Однако, как представляется, абсолютная величина этих «привилегий» была весьма невелика, к тому же не каждый казак мог воспользоваться правом заведения завода.

Оценки роли льгот в историографии различны. М.Лола считал, что привилегии не имели существенного значения для казачества.[91] Тогда как Н.Л.Янчевский наоборот, указывал на значительную роль льгот в жизни казачества.[92] Эту точку зрения разделяли практически все советские исследователи. Не призывая к кардинальному пересмотру выводов историков советского периода, во многом не потерявших актуальности до сегодняшнего дня, необходимо рассмотреть положение казачества в сопоставлении с выполняемыми повинностями и службой. При таком подходе можно будет получить представлении о том, насколько в действительности положение казачества отличалось от положения крестьянства и действительно привилегированного сословия – дворянства. 

Итак, обязанности казачества можно разделить на следующие категории. Отбывание воинской повинности – выставление определенного числа частей в мирное и военное время, служба в пределах Кубанской области и вне нее. К военной службе очень близко примыкала повинность по заселению окраинных территорий империи. Помимо вышеперечисленного, казаки неслужилого разряда выплачивали ежегодно 15-рублевый налог в пользу войска. Этот же сбор выплачивали с 21 года казаки-призывники, освобождаемые от него на время нахождения в приготовительном разряде, способные к труду, но не способные к службе.[93]

Также казаки выполняли ряд натуральных повинностей. В соответствии с Положениями о ЧКВ и КЛКВ казаки обязаны были выполнять почтовую повинность (в ЧКВ деньгами за счет войсковых сумм); содержать почтовые станции; при продвижении войск – обеспечивать постой, подводы и прокорм войскам; содержать дороги, мосты и переправы; сопровождать арестантов; в ЧКВ – обеспечивать дровами присутственные мест.[94] Развитие законодательства в отношении о воинской повинности рассматривалось в предыдущем параграфе. Здесь же целесообразным будет рассмотреть непосредственное участие казаков в отбывании воинской повинности, которую можно условно разделить на участие в войнах, действительную военную службу на кордонах и в отдаленных местностях, конвойную службу, полицейскую и службу внутреннюю. Деление это весьма условно и преследует цель добиться большей ясности при рассмотрении особенностей отбывания казаками воинской повинности.

С момента создания и до начала первой мировой войны Россия участвовала в двух крупных военных конфликтах: русско-турецкой войне 1877-1878 гг. и русско-японской войне 1904-1905 гг. В этих войнах так же участвовали казаки ККВ. В данной работе не анализируются подробно боевые действия (участие кубанцев в военных действиях отражено в «Приложении 2»), однако следует остановиться на некоторых моментах, касающихся особенностей использования казачьих подразделений в составе регулярных армейских подразделений.

В русско-турецкой войне 1877-1878 гг. для кубанского казачества традиционно основным стал кавказский театр военных действий, второстепенный для основных сил русской армии. В Закавказье были отправлены 1-е Ейский, Кавказский, Кубанский, Полтавский, Уманский, 2-й Хоперский конные полки, одна сотня 7-го пластунского батальона и две конно-артиллерийские батареи.[95] Перед Кавказской армией была поставлена стратегическая задача связать Анатолийский корпус и не допустить его переброски на Балканы, взять крепости Карс и Батум. Возглавлял 52-х тысячный корпус генерал от кавалерии М.Т.Лорис-Меликов. В составе корпуса состояло 14 тыс. кавалерии, которая на 70% состояла из казаков Кубанского и Терского войск.

Вскоре корпус был разделен на три отряда: Ахалцихинский отряд под командованием генерал-лейтенанта Ф.Д.Девеля (15,5 тыс., в составе сводной бригады – Ейский и Полтавские конные полки); Александропольский отряд под командованием М.Т.Лорис-Меликова  (27,5 тыс., 2-я конно-артиллерийская батарея); Эриванский отряд под командованием генерал-лейтенанта А.А.Тергукасова (9 тыс., Уманский, Кавказский, Кубанский полки и 1-я конно-артиллерийская батарея).[96]

Особенно казаки отличились при взятии Ахалцихинским отрядом Ардагана и Эриванским – Баязета. Не менее доблестными были действия 1-го Таманского и 1-го Полтавского полков в Ахалтекинской экспедиции под командованием ген.-адьютанта М.Д.Скобелева при взятии Геок-Тепе, переходе через Копетдаг.

В составе основных сил на Балканах состояли 2-й Кубанский полк в составе 891 казака и 16 офицеров, две сотни 7-го пешего батальона в составе 306 человек, а также два эскадрона императорского конвоя.[97] Кубанцы вошли в состав Кавказской казачьей дивизии, которая входила в отдельный отряд, называемый Журжевским (И.Тутомлин) или Передовым отрядом действующей армии (М.Д.Скобелев), куда были включены позднее и пластуны.

Следует отметить ряд моментов.  На казачьи части возлагалась задачи рекогносцировки, глубокой разведки, поддержание связи между отрядами. То есть, казакам отводились вспомогательные функции и казачьи формирования рассматривались как приданные подразделения для выполнения сопутствующих тактических задач.

Весьма показательны в данной связи замечания по поводу использования кавалерии П.Н.Баженова в составе Передового отряда. Ореол исключительности и геройства прочно утвердился за передовым отрядом. Автор предлагает беспристрастно взглянуть на фактическую сторону дела. На начальном этапе боевых действий кавалерия подверглась многочисленным переформированиям, никак не оправданным с точки зрения военной необходимости. Перед передовым отрядом ставились задачи рейдов, разрушения железных дрог, а также после выдвижения в направлении Тырнова и Сельве – задача «двинуться вперед и стараться овладеть Балканским проходом», а после овладения проходом  и его перехода – «поднять там население и рассеять турецкие отряды».[98]

П.Н.Баженов задается весьма уместным вопросом – как  можно было силами отряда выполнить поставленные задачи? Совершенно очевидно, что задача глубоких рейдов с разрушением коммуникаций и диверсионными действиями мог выполнить сильный кавалерийский отряд, в составе не менее дивизии, с самостоятельными тактическими и стратегическими задачами. Овладеть перевалом с использованием кавалерии просто не возможно, а задача рассеивания отрядов противника может быть выполнима только как заключающий этап после действий пехоты и мощной поддержки артиллерии. Вывод П.Н.Баженова следующий: «организация нашего «передового отряда» в войну 1877 года совершенно не отвечала этому требованию, вследствие чего кавалерия его и не могла проявить самостоятельных действий за Балканами, а ограничилась только занятием Балканских проходов, т. е., отряд блестящим образом исполнил задачу не кавалерийского, а простого передового отряда, составленного  из трех родов войск».[99]

Нередко в управлении отрядом наблюдалась несогласованность и просто непростительная халатность. Так, 25 июня есаул Афанасьев с полусотней казаков 30-го донского полка получил задание установить связь с Кавказской казачьей бригадой. Задание с трудностями было выполнено, есаул побывал в расположении бригады и вернулся с нулевым результатом, так как еще 21 июня бригада вышла из состава отряда.[100] Этот пример бессмысленного и использования казачьих подразделений далеко не единичен. Отмечая успехи действий казачьих частей, автор тем не менее вынужден указать на не целевое использование Кавказской бригады : «Справедливость требует заметить, что Кавказской бригаде не было поставлено никакой задачи».[101] По сути, использование казачьих сотен ограничивалось бесполезной гоньбой их туда-сюда. При  этом, например, доставленные кубанскими казаками  сведения о возможности занятия Плевны не были использованы.

Интересно следующее замечание автора: «Желая оправдать чем либо беспрестанное хождение сотен взад и вперед, полковник Тутомлин в своем дневнике, от 25-го числа (стр. 76), говорит, что одним из последствий, предпринятых нами поисков, успокоение и водворение болгар в своих селениях, из которых они до сей поры бежали, при малейших слухах о появлении черкесов и башибузуков».[102]

П.Н.Баженов приходит к выводу, что при существующих взглядах на кавалерию, невозможно успешно использовать этот род войск. При этом, что показательно, отмечает «…но от такого разочарования кавалеристов в самих себе, их вполне могут охранить блестящие действия в том же бою (18 июля под Плевной – А.М.) Кавказской бригады под начальством свиты Его Величества генерал-майора Скобелева…».[103]

Уроки русско-турецкой войны, как оказалось, не были приняты к сведению. В ходе русско-японской войны 1904-1905 гг., по мнению Ф.Гершельмана, кавалерия показала свои худшие качества и требовалась немедленная реорганизация кавалерийских частей, новая тактика ведения боя и использования крупных тактических кавалерийских соединений.[104]

Также военные исследователи отмечали и недостатки казачьих частей (см. «Главу 1», § 2), но при этом практически все крупные исследователи (А.Свечин, В.Букляковский, П.Краснов, А.Квиток, Ф.Ростовцев, А.Усов) отмечали тот факт, что в ходе войны практически все небольшие столкновения выигрывали казаки, тогда как крупные сражения армия проигрывала.[105] Эти выводы, как представляется,  послужили основанием для некоторых современных исследователей делать выводы о высоких боевых качествах казачьих частей, что было несколько не так.[106] Как раз наоборот, участие казачьих подразделений в составе регулярных частей указали на невозможность использования их в том виде, в каком они находились в начале XX в., что, конечно, ни коим образом не принижает мужества и стойкости казаков.

Таким образом, говоря об участи  кубанских казаков в войнах, можно сказать следующее. Практически во всех случаях силы кавалерии были раздроблены, казачьи подразделения использовались как приданные подразделения и не имели самостоятельного значения. Несмотря на такое положение дел, казаки проявили себя с лучшей стороны в сражениях и стычках, которые практически всегда заканчивались победой. Можно с достаточными основаниями предположить, что самостоятельное использование казачьих частей в составе отдельных тактических единиц принесло бы несомненно большую пользу. Кроме того, различия между казачьими подразделениями и частями регулярной кавалерии не препятствовали бы успешному выполнению боевых задач, не привело бы к столь критическому отношению к качеству казачьих лошадей, вооружения и обмундирования, к казачьим подразделениям в целом. В этом случае удалось бы в полной мере использовать несомненные достоинства казачьих полков, боевые приемы и навыки.  Как представляется, тенденция, обозначившаяся в вначале века, на стирание различий между казаками и драгунскими была фактически «началом конца» казачества как самостоятельной военной силы.

Необходимо отметить, что для казачества основная служба заключалась не в участии в войнах, а постоянной кордонной службе. Это подтверждается в том числе статистикой потерь казаков. В период с 1860 по 1908 гг. потери ККВ составили 1408 чел. Из них в период с 1860 по 1864 гг. – на завершающем этапе Кавказской войны, погибло и пропало без вести 494 чел., или 25,9 %. В период русско-турецкой войны 1877-1878 гг. потери составили 523 чел., или 27,4%. В годы русско-японской войны потери составили 153 чел., или 8%.[107] Таким образом, общие потери ККВ в ходе войн (не считая Кавказской – велась в пределах территории проживания казачества), составили 35,4 % от общих потерь за период 1860-1908 гг.

Представление о постоянной службе могут дать следующие сведения о военном составе ККВ за 1861 год. В указанном году на службе числилось 23 конных полка шестисотенного состава. В них: штаб-офицеров – 52; обер-офицеров – 423; урядников – 1.204; музыкантов – 353; приказных и казаков – 18.354; нестроевых казаков – 69; верховых лошадей – 20.225.

Указанные части в течение года находились: а)1-й и 2-й полки – на 1-ом и 2-ом участках Нижнекубанской кордонной линии. 5-й полк с 5 мая в составе Адагумского отряда за Кубанью; б) 10-й полк. 3 сони на постах и в резерве с 6 мая. 3 сотни в отрядах за Кубанью с 5 января и 10 мая; в) 11-й полк. 1 сотня на постах и резервах с 6 мая. 5 сотен в отрядах за Кубанью с 8 марта, 6 и 10 мая; г) 12-й и 13-й полки. 5 сотен в Лабинском, 5 сотен в Абадзехском отрядах. 2 сотни на Прочноокопском участке; д) 14-й и 15-й полки. 9 сотен в отряде на Урупской линии. 3 сотни – на постах ставропольского участка; е) 16-й полк. 1 сотня на Баталпашинском участке. По  1 сотне в ст. Александровской, Калиновской, Грушевской, Северской, 1 сотня в составе Абадзехского отряда; ж) 17-й полк. 4 сотни в составе отрядов, расположенных в Кубанской области. 1 сотня на Баталпашинском участке. 1 сотня в ст. Надежной; з) 18-й и 19-й полки. 6 сотен в составе Мало-Лабинского отряда. 2 сотни в Каладжинском укреплении. 4 сотни на участках Урупской линии; и) 20-й и 21-й полки. 4 сотни в Закубанском отряде. 8 сотен на участках Лабинской линии; к) 2, 4, 6 – 9-й полки – на льготе.

Также на службе числилось 13 пеших шестиротных батальонов. В их составе: штаб-офицеров – 23; обер-офицеров – 186; урядников – 1066; музыкантов – 237; приказных и казаков – 11960; нестроевых нижних чинов – 352.

Части эти находились: а) 1-й батальон – в Григорьевском посту на Адагумской линии; б) 10-й и 11-й батальоны – в составе Адагумского отряда; в)12-й батальон – на 2-м участке Нижнекубанской линии; г) 13-й батальон – в отряде на левом берегу Кубани; д) 2-9-й батальоны находились на льготе.[108]

Таким образом, до завершения Кавказской войны основная военная служба кубанских казаков сосредотачивалась в пределах области против непокорных горцев. Большая часть кавказских казаков всю жизнь служили на Кавказе. Например, краткая записка о службе хорунжего Горского казачьего полка Пегушина 3, желающего переселиться в 7 бригаду к брату – Пегушину 1, дает такие сведения. Указанный казак из офицерских детей, воспитание получал дома – умеет читать и писать. 12 янв. 1847 г. поступил казаком на службу в Горский казачий полк, 28 авг. 1848 г. произведен в урядники, 15 дек. 1859 г. – в хорунжие. Участвовал в военных походах против горцев в 1847, 1849, 1851, 1858 гг. Ранен, в плену не был.[109] Это довольно типичная картина периода Кавказской войны.

Однако по завершению войны ситуация изменилась. Осенью 1866 г. было принято решение о замене в Закавказье Донских полков и двух сотен ККВ в Абхазии на 30 сотен и 1 пешей ротой от ККВ и 10 конными сотнями от ТКВ. Сотни от ККВ надлежало формировать от трех округов Черномории по 6 сотен, от первых шести линейных бригад – по 2 сотни. Пешую роту – от Шапсугского берегового батальона. В составе сотни: по 3 обер-офицера, 9 урядников, 3 трубача, 8 приказных и 124 казаков; в пешей роте – 2 обер-офицера, 7 урядников, 120 казаков. Так же надлежало сформировать два дивизиона по 2 сотни от жителей 4-6-ой бригад для службы в Абхазии.[110] Сроки службы установить в 1 год, в Закавказье – в 2 года.[111]

В 1870 г. военный состав ККВ состоял из 10 конных полков, пяти конно-артиллерийских батарей четырехорудийного состава, два пластунских батальона (все части в трех комплектном составе) и двух эскадронов конвоя. Строевые части ККВ по сведениям за 1879 г.  находились на службе:

1.         Вне пределов Кубанской области: а) один эскадрон собственного е.и.в. конвоя в Санкт-Петербурге; б) конвой командующего войсками кавказского военного округа в г. Тифлисе; в) Хоперский, Кубанский, Уманский, Ейский, Полтавский, Лабинский, Кавказский конные полки, 1-й и 2-й пластунские батальоны, 1-2-я и 4-5-я конно-артиллерийские батареи в Закавказье на кордонной службе; г) Кубанская конно-артиллерийс4кая бригада перемещена из Кубанской области по приказу командующего войсками округа в августе 1879 г. в г. Тифлис; д) Кубанский дивизион в г. Варшаве при командующем войсками Варшавского военного округа.

2.         В пределах Кубанской области: а) от пять сотен от Таманского, Урупского и Екатеринодарского полков на ордонных линиях области; б) от сотен Урупского полка 62 нижних чина состоят в командировке при приставе кочующих народов ставропольской Губернии; в) по одной сотне от Таманского, Екатеринодарского и Урупского полков на кордонных линиях Черноморского округа; г) 3-я конно-артиллерийская батарея в г. Екатеринодаре; д) 31 урядник и 178 нижних чинов для прислуги в госпиталях и больницах от трех округов; е) 95 нижних чинов от трех округов составляют мастеровую полусотню для исправления оружия строевых частей и обучения оружейному делу малолетков; ж) 1 урядник и 23 казака от Майкопского отдела в качестве прислуги и ухода за лошадьми для казачьих юнкеров Ставропольского юнкерского училища.

3.         Временные командировки частей, расположенных в Кубанской области: а)  сотни Екатеринодарского полка, одна Урупского полка – с 30 янв. по 24 мая на кордонной службе в Абхазии; б) штаб и четыре сотни Таманского полка в составе Ахалтекинского экспедиционного отряда; в) 3 сотни Екатеринодарского полка с 26 мая по 4 октября в Закаспийский край; г) 2 урядника и 33 казака от Екатеринодарского и Таманского полков с 27 янв. по 3 июня для преследования самовольных ловщиков рыбы; д) 1 урядник и 25 казаков от Екатеринодарского полка с той же целью - с 1 сент. по 10 нояб.[112]

География мест дислокации казачьих частей охватывает огромную территорию Европы и Азии – от Варшавы через гг. Новороссийск и Тифлис до таких отдаленных мест как укрепления Гуниб и Хунзах в Дагестанской области, местечко Пуль-и-Хатум и урочище Тахта-Базар в Закаспийской области, кордонов на русско-персидской  и русско-турецкой границах.[113]

Служба вне пределов Кубанской области была, пожалуй, наиболее тяжелой. Особенно трудной была служба на границах с Турцией и Персией. Граница проходила по высокогорным районам, климат был чрезвычайно тяжелым и для людей и для лошадей – нередко по ночам и утром температура опускалась на несколько градусов ниже нуля, а днем повышалась до +4+6 градусов по Цельсию. Кордонная линия представляла из себя цепь кордонных постов и дороги, устроенные между ними. Казачьи части на кордонной службе обязаны были охранять границу от провоза контрабанды, от «прорыва хищников» и прохода «нелегалов», от внесения на территорию империи чумы и «всякой заразы из-за границы».[114] При этом особо указывалось на недопущение отвлечения казаков от непосредственных служебных обязанностей – для поддержания порядка в крае, для преследования нарушителей далее, чем 7 верст от кордонной линии.

Как представляется, следует отдельно сказать несколько слов о казачьем дивизионе в г. Варшаве. История создания дивизиона вкратце такова. По высочайшему повелению императора Николая I 1 дек. 1830 г. в КЛКВ был сформирован 10-й конный полк, наименованный «Сборным линейным казачьим полком». 14 июля 1842 г. полк двухсотенного состава был соединен с Кавказским конно-горским дивизионом такого же состава, и стал именоваться Кавказским сводно-иррегулярным полком. В 1856 г. конно-горский дивизион был расформирован и осталась часть, именуемая «Сводно-иррегулярный дивизион».[115] В 1861 г. принято решение о комплектовании указанного дивизиона казаками ККВ и именовании его Кубанским казачьим дивизионом при первой армии.[116]

Численность дивизиона оставалась примерно равной на протяжении пятидесяти лет и примерно соответствовала штатам, утвержденным в апреле 1878 г.[117] Колебания были незначительны:

     Таблица 2. 2. 1.

Численность личного состава Кубанского казачьего дивизиона в г. Варшаве.[118]

Год	Кол-во сотен	Офицеров	Чиновников	Строевых чинов	Нестроевых
1856	2	7	--	282	2
1878	2	11	--	291	15
1879	2	11	--	291	15
1882	2	11	--	291	30
1902	2	11	--	291	31

 

Для службы в дивизионе набирали казаков, урядников и офицеров от всех полков уравнительно, отбирая самых лучших. Находясь в дивизионе, казаки числились на действительной военной службе в командировке от своих частей. С 1870 г. пополнение личного состава производилось ежегодно.

На вооружении казаков были пистолеты, ружья, шашки и кинжалы, пик не было. Первоначально ружья были кремниевые, заряжающиеся с дула, прицельная дальность составляла 100-200 шагов со скорострельностью – один выстрел в мин. при сухой погоде. Однако с 1877 г. личный состав дивизиона был перевооружен винтовкой Бердана № 2, а в 1895 г. – трехлинейкой. Последняя винтовка имела дальность прямого выстрела – 660 шагов, максимальную дальность – 5350 шагов, при высокой пробивной силе -  на 400 шагов пуля пробивала шесть двухдюймовых досок. Скорострельность – 24 выстрела в мин.[119]

Казаки проживали непосредственно в Варшаве, в старом королевском замке. Позже рядом были выстроены казармы. Практически весь личный состав постоянно дислоцировался в городе. Только летом в течение одного месяца казаки выезжали в деревню для выпаса лошадей, и в 1881 г. дивизион по высочайшему повелению прибыл в Санкт-Петербург и пробыл там с 26 апр. по 25 авг.

В основном казаки занимались сопровождением сначала главкома I-й действующей армии, затем – наместника в Царстве Польском, затем - командующего войсками Варшавского военного округа. Помимо конвоев, казаки дивизиона несли караульную службу в бывшем Королевском замке и Бельведерском дворце.  В общевойсковом плане дивизион подчинялся походному атаману донских казачьих полков, с 1875 г. – начштабу Варшавского округа.

Особенностью службы в Польше было тяжелый морально-психологический климат в городе. Нередко казаки подвергались оскорблениям, даже попыткам причинить личный ущерб через бросание на головы предметов домашнего обихода. В столкновениях, носящих характер боевых действий казаки участвовали во время волнений в Польше в 1863-65 гг.[120]

Надо отметить выправку и выучку казаков Кубанского дивизиона. При смотре войск Варшавского военного округа генерал-инспектором кавалерии 4-5 сент. 1880 г., кубанцы показали себя отлично, хорошо маневрировали,  быстро и качественно выполнили поставленную боевую задачу.[121]

Также вне пределов войска казаки Кубанского казачьего войска несли разнообразную конвойную службу. Если императорскому конвою уделялось внимание исследователями,[122] то о конвойной службе кубанских казаков в других местах нет никаких упоминаний. При этом кубанские казаки, по крайней мере в 1880-е гг., высылали команду казаков до 10 человек для конвойной службы при командующем войсками Кавказского военного округа,[123] служили в азиатских странах при миссиях и консульствах.

Интересно отметить конвойную службу кубанских казаков при Российской Императорской миссии в Персии. Казаки дислоцировались в Персии, Азербайджане и Афганистане в гг. Тегеране, Бендер-Бушире, Тавризе, Астрабаде, Урмии, Керманшахе, Исфагане.[124]   До 1906 г. конвой миссии в г. Тегеране состоял из 5 человек, однако сложность внутриполитической обстановки и необходимость усиления охрану чиновников миссии привели к увеличению личного состава конвоя в 1906 г. до 10 человек, в 1907 г. еще на 8 человек, в 1910 г. еще на 7 человек.[125]

Служба в этой местности была чрезвычайно опасной и тяжелой. К примеру, на дороге от Бушира до Шираза постоянно орудовали банды разбойников.[126] Помимо разбойников, казаки становились и заложниками внутриполитического противостояния. 7 сент. 1911 г. 10 казаков, возвращавшихся в г. Исфаган, обманом захватил в плен сын Наиб-Хуссейна Машала-Хан. Вскоре прибыл сам Наиб-Хусейн и указал, что вреда казакам не причинит, но будет удерживать их в захваченном им г. Кашаре до освобождения шахским правительством одного из своих сыновей. Чрезвычайный посланник и полномочный министр России в Персии С.Поклевский предпринимал решительные меры для освобождения казаков, однако имели ли его действия успех – не известно.[127]   

Помимо военной опасности, гораздо больший вред и урон казакам доставлял климат и санитарные условия. При генеральном консульстве в Азербайджане, к примеру, 7 февр. 1910 г. умер от скоротечной чахотки казак 1-го Уманского полка Лука Мосьпан. Сергей Лашко, казак 1-го Уманского полка при консульстве в г. Урмии заболел тифом. Из г. Тавриза сотрудники миссии были вынуждены отослать домой фельдшера Игната Коношевского. Некоторые даже не доезжали до места службы – казак 1-го Хоперского полка Лаврентий Бурьба заболел по дороге в Тавриз.[128]  И это была типичная картина.

Как видно, конвойная служба кубанцев сосредотачивалась не только в Санкт-Петербурге и Ливадии, но охватывала Тифлис и многие города Азии. Вопрос о конвойной службе казаков Кубанского казачьего войска нуждается в дополнительном исследовании.

Говоря о военной службе казаков можно сделать следующие выводы. С 1860-е гг. служба кубанских казаков в основном заключалась в охране от набегов горцев территорий Кубанской области. В 1870-е гг. происходит  географическое перемещение казачьих подразделений, однако характер службы существенно не меняется и основной задачей для кубанцев по-прежнему остается пограничная стража и поддержание порядка. Участие в войнах для казачества было не основной задачей и казачьи части не воспринимались как самостоятельные боевые единицы.

Надо отметить, что к началу XX в. ежегодное выставление на службу одиннадцати полков и шести пеших батальонов, двух эскадронов императорского конвоя и дивизиона в Варшаве, плюс пять конно-артиллерийских батарей, плюс семь местных команд -  было довольно обременительно для войска. Получить представление о количестве ежегодно находящихся на службе можно, обратившись к штатам строевых частей Кубанского казачьего войска (см. «Приложение 3»). Простые арифметические действия показывают, что ежегодно на действительной военной службе, без учета второй о третьей очереди и малолетков, находилось около 16.500 казаков.  Всего казачьи войска в мирное время выставляли 63.106 казаков и офицеров,[129] то есть доля казаков ККВ составляла  примерно 23%. Численность мужского населения в возрасте от 17 до 21 года, скажем, в 1910 г., составляла 42.603 человека.[130] Учитывая сроки смены всего полевого состава в течение четырех лет – срок полевой службы – можно подсчитать, что за 10,2 года вся казачья молодежь должна была бы побывать на военной службе – без исключений. Е.В.Руккосуев в данной связи отмечает, что если для гражданского населения доля служащих в армии составляла 1% то доля казаков ежегодно выходящих на службу составляла  3% от населения казачьих войск.[131]

Выставлять такое количество строевых казаков было довольно обременительно для войска. К примеру, в 1879 г. на пополнение убыли в строевые части было выкомандировано на службу 2.283 человека, тогда как на льготу вышло 1.506 человек.[132] Кризис мобилизационных возможностей привел к тому, что в период с 1895 по 1900 год ежегодно от ККВ высылались на действительную службу по 17% малолетков, имеющих законное основание на льготы по призыву. Такое бедственное положение вынудило военное ведомство дать разрешение на содержание частей в Кавказском военном округе по сокращенному штату, а в период с 1899 по 1900 гг. не пополнять убыль в строевых частях.[133]

Далее, необходимо учитывать, что после выхода на льготу казаки второй и третьей очереди должны были дважды в год участвовать в летних и зимних сборах, казаки второй очереди – содержать строевого коня. Несомненно, что отсутствие работника в течение 3-4 недель не могло не сказаться на казачьем хозяйстве.

Даже внутренняя служба была довольно обременительна. В соответствии с положением о воинской повинности казаков Кубанского войска, внутренняя служба приравнивалась к полевой. Естественно, что внутреннеслужащие казаки находились в более выгодном положении, по сравнению с казаками на русско-персидской границе. Однако служба в пределах области все равно оставалась тягостной, так как вырывала казака из семьи, и более тяжелой в психологическом плане. Согласно расписанию нарядов на внутреннюю службу в период с 1 мая 1881 г. по 1 мая 1882 г., казаки ККВ должны были выставить:                                                                                                                           

Таблица 2. 2. 2.  

Расписание нарядов на внутреннюю службу в 1881-1882 гг.

по Кубанской области.[134]

Место назначения наряда	Количество урядников	Количество казаков
При войсковых учреждениях: штабе, к дому НА, архиве, арсенале и пороховом погребе, оружейной мастерской, школах певческого и музыкального хоров, хозяйственном правлении.	3	63
При управлениях военных отделов: Уманском, Екатеринодарском, Таманском	6	98
При войсковых тюрьмах	46	510
При уездных полицейских управлениях	--	16
При войсковых больницах	1	69
При войсковых лесах	10	54
При соляных озерах	12	69
При богоугодных заведениях	8	88
При военно-фельдшерской школе	1	7
При Баталпашинском и Таманском начальном училищах	--	4
К мостам и переправам	2	22
При смотрителе рыболовных вод	5	96
К конскому депо	4	34
При почтовых станциях и войсковых зданиях	--	6
При Ставропольском юнкерском училище	1	42
В караулах в г. Екатеринодаре	3	56
Итого	102	1.234

 

Таким образом, казаки ежегодно должны были выставлять более 1.300 человек для внутренней службы.

Интересно отметить, что несмотря на мобилизационные трудности при укомплектовании частей, на летних лагерных сборах, нередко казачьи подразделения использовались не по прямому назначению, а по прихотям высших лиц империи. К примеру, вел. кн. Сергей Михайлович имел обыкновение ежегодно в июне месяце охотиться в окрестностях селения Псебай. В 1903 г. управляющий делами князя в отношении на имя наказного атамана ККВ Я.Д.Маламы просит – «по примеру прошлых лет» - командировать на место охоты 1 урядника и 34 казака. В момент поступления данной «просьбы» в области не находилось свободных частей, из которых можно было бы безболезненно выкомандировать требуемое количество казаков. Начальник штаба округа приказал наказному атаману выслать команду из сотен 1-го Екатеринодарского полка, находящегося на летних сборах под г. Пятигорском. Согласно маршрутным листам, команда под командованием урядника И.Топчего должна была пройти 208 ¼ верст за 8 дней с 3 дневками к 26 августа. Казаки выступили 14 августа, значит не позднее 22-23 прибыли на место. А 23 августа на имя Я.Д.Маламы пришла телеграмма следующего содержания: «Великий князь Сергей Михайлович изволит отказать охоту, благодарен за командированных казаков и просит их вернуть. Генрал-лейтенант Гельшерсен (возможно неверное написание фамилии – А.М.)».[135]

Следует остановиться на выполнении казаками функций по наведению порядка, то есть полицейской службе. За казаками прочно утвердилась слава «душителей революции» и «полицейского кнута самодержавия». Как представляется, во многом такое отношение сложилось под влиянием политических факторов и не отражает реального положения вещей. Для казачества поддержание порядка, пресечение разбоев горцев и охрана мирных поселений было обыденным явлением на протяжении долгих десятилетий в окраинных районах империи. Фактически, казачество выполняло полицейские функции как силы правопорядка в любой стране, заинтересованной в мирном развитии жизни. В 1886 г. была командирована сборная сотня от Екатеринодарского полка (60 человек) в пос. Бузиновский при ст. Новомарьинской для водворения порядка, что и было сделано. Суть конфликта в том, что жители указанного поселка арендовали землю юрта ст. Новомарьинской, которая по размежеванию отошла в юрт ст. Воровсколесской. Жители ст. Воровсколесской отдали указанный участок в аренду купцу Фоме Николаенко, а прежние арендаторы возмутились и стали противодействовать новому пользователю. Волнения были прекращены, зачинщик выслан в г. Темрюк для внеочередной службы.[136] В 1887 г. казаки 2-ой и 3-ей сотен 1-го Урупского полка водворяли спокойствие в колонии Эйгенфельд, жители которой противодействовали филоксерной партии.[137]

На протяжении долгого времени регулярно высылалась команда из 4 урядников и 58 казаков в Ставропольскую губернию в распоряжение пристава кочующих народов для наблюдения за ногайцами, причем отбирались казаки «безукоризненной нравственности».[138]

Довольно обычной практикой были просьбы гражданских властей выслать команду казаков. К примеру, Екатеринодарская городская управа обратилась с просьбой выслать несколько казаков для ночных объездов и усиления охраны открывающейся Троицкой ярмарки в мае 1897 г.[139] В октябре месяце того же года последовало распоряжение наказного атамана командиру 1-го Екатеринодарского полка усилить ночные дозоры в ст. Крымской для предотвращения участившихся краж и других преступлений.[140] 20 мая 2 офицера, 2 урядника, 1 трубач и 40 казаков 1-го Екатеринодарского полка были откомандированы в распоряжение полицейских властей с целью поиска в области притонов профессиональных воров и прекращения коно- и скотокрадства.[141]

 Как видно, ничего экстраординарного в выполнении казаками функций полиции не было. Эта была обыденная служба, не более того. В период первой русской революции 1905-1907 гг. ситуация изменилась. Казаки привлекались для подавления революционных выступлений. Расчеты Л.И.Футорянского показывают, что из общего количества рот, эскадронов и сотен, участвующих в подавлении революционных выступления, доля казачьих подразделений составляла в 1905 г. – 11,7%, в 1906 – 16,7%, в 1907 – 12,6%.[142] То есть, доля казачьих подразделений весьма невелика. Основываясь на численности казачьих частей, можно предположить, что казаки должны были сталкиваться с необходимостью противодействовать беспорядкам не чаще, чем в каждом 11-16 случае. Тогда как подсчеты Л.И.Футорянского указывают на то, что частота использования казачьих подразделений была более высокой, чем пехотных частей. Отсюда следует вывод о некой особой кровожадности казаков.[143]

Насколько подобные выводы верны? В.П.Трут отмечает, что привлечение казачьих частей обуславливалось высокой дисциплинированностью, исполнительностью, верностью воинскому долгу, благонадежностью.[144] При этом совершенно очевидно, что кавалерийские отряды более мобильны, что и обуславливало более частое использование казачьих сотен, тогда как пехота могла использоваться как стационарные посты охраны правопорядка.

Следует отметить, что в Государственной Думе в первую очередь родилась легенда об особой жестокости казаков в подавлении выступлений, прочно затем утвердившаяся в трудах советских историков. Думцы обвиняли правительство в незаконной мобилизации казачьих частей, подстрекали казаков к борьбе «против общего врага». Некий Астраханцев в своем выступлении указывал, что казаков «…сделали ненавистными для всей страны…из этих свободных защитников свободы получились такие же угнетатели».[145] Эта тактика либералов, опробованная на черносотенцах,[146] принесла свои плоды – за казаками прочно утвердилась слава «душителей революции».

Голоса истинных патриотов не были услышаны. Такие как Ф.Крюков, Васильев, пытались указать депутатам Думы на воинский долг, на присягу, на то, что казаки сами тяготятся выполняемой службой – однако их голоса не были услышаны.[147] А ведь при этом казаки, выполняя воинский долг, гибли от рук бандитов, часто прикрывающихся революционными лозунгами. 1 сент. 1908 г. на денежную почту, следующую из местечка Боржом в г. Ахалцых произошло нападение разбойников числом до 30-40 человек, в результате которого погиб казак Харлампий Гришин, ранены еще два человека. Казакам удалось почту спасти, однако разбойники пойманы не были.[148] Эта служба в годы революции почему-то осталась вне внимания и думцев-либералов и некоторых исследователей.

По трудностям выполнения задачи заселения окраинных территорий, эта повинность немногим отличалась от военной службы. На долю кубанских казаков выпало тяжелейшее испытание заселения Закубанья. В «Главе 1» упоминался вопрос о переселении казаков за Кубань в связи  проводимыми преобразованиями в кавказских казачьих войсках. Следует подробнее рассмотреть процесс переселения как важнейшей составляющей совокупности повинностей кубанских казаков.

По меткому замечанию А.Зиссермана, возникновение проектов заселения Кавказа русским населением являлось прямым следствием неуспеха первоначальной тактики военных действий.[149] Многие авторы указывали, что без планомерного заселения края русским населением рано или поздно эти территории, так же как США и Швейцария от своих метрополий, отделятся от России, и никакая военная сила не удержит рост сепаратизма и национальных противоречий.[150]

  Планы по заселению Закубанья возникли в конце 1830-х гг. По особому высочайшему повелению проект генерал-лейтенанта А.А.Вельяминова был рассмотрен генералами Головиным, Граббе и Зассом. Николай I приказал начать заселение с востока с целью в первый же год достигнуть р. Лабы, отделив тем самым с юга часть прикубанских ногайцев и «стать прочной ногой в середине Закубанского края».[151]

Переселять планировалось самых «буйных» казаков КЛКВ, по приговорам станичных обществ. Расчет оправдал себя - когда в 1854 г. линию предполагалось упразднить – переселенцы отказались вернуться на Кубань.

Первые станицы – Лабинская, Чамлыкская, Вознесенская, Урупская – насчитывали 6.600 душ населения. В период с1841 по 1860 переселение шло медленно, ограничиваясь районом между Лабой и Кубанью. Однако были возведены и заселены 26 станиц, три укрепления и пополнены населением несколько старых станиц. К осени 1860 г. состав населения качественно изменился – из общей численности в 345.000 было 80.000 «двусмысленно покорных» и 140.000 русских и покорных племен.[152]

Мухаджирство усилило переселенческий вопрос. Правительство рассчитывало превратить переселенцев в надежный свой оплот, укрепить обороноспособность Закубанья и Черноморского побережья. С 1859 г. был взят курс на систематическое заселение Северо-Западного Кавказа.[153] 

После первоначальных неудач, связанных с проектом принудительного переселения целыми станицами и переходу к переселению на добровольной основе, с материальной помощью от правительства, льготами, процесс освоения Закубанья набирает силу. Среди факторов, привлекающих переселенцев следует выделить субсидии и земельные наделы. Переселенцам в личную потомственную собственность планировалось выделять: офицерам – от 25 до 50 десятин, казакам, урядникам и охотникам-переселенцам -  от 5 до 10 десятин. [154]

При переселении о казны выделялись следующие виды пособий: а) на подъем и домашнее обзаведение для семей офицеров; б) на жалованье переселяемым офицерам; в) на первоначальное обзаведение прочим поселенцам; г) на покупку вооружения, сбрую для казачьих лошадей; д) на провиант и путевое довольствие; е)  на прогоны нижним чинам и за провоз морем; ж) на покупку рабочего инструмента и постройку кордонов; з) на общественные постройки о прочее, для переселения требующееся.

В течение с 1858 по 1864 гг. (с окончанием войны вызов переселенцев было решено прекратить и пособия от казны не выдавать, поэтому ассигнованные в 1865 г. 441.653 руб. 50,5 коп. остались не израсходованы) были выделены значительные суммы. При этом остатки с прошлых лет приплюсовывались к суммам следующего года. Динамика ассигнований видна из предлагаемой таблицы.

   Таблица 2. 2. 3.

 Государственные ассигнования на пособия переселенцам с 1858 по 1864 гг. [155]

Год	Отпущено		Израсходовано		Остаток
	Руб.	Коп.	Руб.	Коп.	Руб.	Коп.
1858	237098	37,5	210100	71,5	26997	66
1859	199785	10	183151	80	43630	96
1860	78434	4,5	122220	92,5	9844	08
1861	315140	63,3/4	215537	19,75	99603	44
1862	363330	0	357211	11	45722	33
1863	405036	90	402618	60	48140	63
1864	420351	57,5	306424	89	162073	31,5
Всего			1787265	23,75

Следует отметить, что рядовым переселенцам «на руки» достались более скромные суммы. Так, пособие для семей офицеров ККВ составляло 285 руб. 71 ½ коп. от казны и 150 руб. от войска; для семей урядников и нижних чинов 71 руб. 46 6/7 коп. от казны + 10 руб. на вооружение и от войска – 75 руб (также компенсация за дом, если не смогли продать самостоятельно).[156]  Однако и оно выдавалось с запозданием. Возмещение переселенцам стоимости усадеб было отнесено на войсковые суммы. Станичные общества только выигрывали при перепродаже усадеб переселенцев. К примеру, из рапорта командира 3-й бригады полполковника Погуляева видно, что усадьбы казаков ст. Сингелеевской Ильи Сопнева (оцененной в 100 руб.) и Василия Епишова (оцененной  в 35 руб. ), были проданы  за 115 руб. и 43 руб. соответственно. Прибыль от продажи шла в доход станичному обществу.[157]

Несмотря на трудности переселения, желающих было довольно много. Как видно из рапорта командира 20-го полка войскового старшины Бума от  6 июня 1862 г. № 842 на имя гр. Н.И.Евдокимова, желающих поселиться в новой станице на р. Гиаге столько, что первоначальный список в 200 семейств был увеличен до 250.[158] Немаловажным фактором было разрешение для нижних чинов кавказской армии вызывать к себе детей на поселение, принадлежащих к казенному и удельному ведомствам.[159]

Успехи в переселенческом процессе были впечатляющи. В Закубанье в течение 4 лет было водворено 69 станиц и 7 поселений, на побережье – 24 поселения.[160] Таким образом, была заселена большая часть закубанских территорий (см. «Приложение 1».). Всего же было основано 111 станиц с населением  в 85 тыс. душ об. п., или 14.233 семей.[161] Основную массу переселенцев составили казаки кавказских казачьих войск – бывшие черноморцы, линейцы и терцы. Они составили примерно 60% от общей численности переселенцев.[162]

Заселение шло параллельно с «очищением» заселяемых территорий от непокорных горцев. Именно в таких терминах описывали современники процесс покорения и освоения Северо-Западного Кавказа. Авторов заметок почти не интересовали ни трудности казаков, переселяемых на новые территории, еще менее – трагедия горского населения, покидающего родные земли, лишь сухие сводки о новых поселениях.[163] В распоряжении исследователя имеются уникальные свидетельства современников, позволяющие представить ход переселения и обоснования переселенцев на новом месте. По свидетельству Салтана, перед переселенцами продвигались войска. Задача регулярной армии состояла в вырубке просек и оттеснении непокорных горцев в труднопроходимые места. Край был разделен на квадраты и проводилась планомерная «зачистка» территории. За войсками двигались поселенцы.[164] Зачастую армейские части проводили подготовку места для поселенцев. Место поселения окапывалось трехаршинным рвом, по брустверу устанавливался двойной плетень, насыпаемый землею и опушиваемый колючими растениями. На бруствере так же устанавливались 4 или 6 орудий.[165]

Для командиров полков, которые планировалось сформировать из новых станиц, командующий войсками области составил особую инструкцию по водворению поселенцев на месте. Инструкция для полковника Пистолькорса, командира 26-го конного полка предполагала следующие действия: 1) дать точные распоряжения о месте назначения, выделить конвой для сопровождения на место; 2) по прибытии - тотчас указывать места для усадеб, табором не стоять, немедленно ставить временные или постоянные жилища. Для своевременного выполнения – назначить станичного начальника; 3) тотчас наладить прием провианта на возможно долгое время, чтобы избежать назначения излишних провиантских обозов; 4) точно определить места, откуда брать строительный лес, наладить совместные выезды под надежным прикрытием; 5) указать покосные, пастбищные и пахотные места, чтобы поселенцы примерно знали пределы своих юртов и не было столкновений с соседями; 6) особое внимание обратить на вооружение переселенцев.[166]

Переселенцы из бывших Черноморского и Кавказского линейного казачьих войск старались забрать с собой все имущество, орудия труда, скот. Некоторые казаки перевозили на новое место жительство даже готовые срубы. Таким образом, казакам кавказских войск не было необходимости обзаводиться хозяйством, в отличие от переселенцев из войск Оренбургского, Донского, из внутренних губерний.[167]  

На местах переселенцы столкнулись со значительными трудностями в налаживании хозяйства. Однако  при этом с непонятной жестокостью уничтожалось все, что осталось от горского населения: орудия труда, сады, постройки.[168] Переселенцы 26-го полка отстроили землянки и успокоились, несмотря на наличие рядом строевого леса. Антисанитария привела к росту заболеваний. Приходилось административным порядком заставлять переселенцев строить дома, даже мыться, чтобы вши не заедали![169]

Жители новых станиц оказались не готовы к работе в условиях местных климатических условиях, поэтому часто случались неурожаи, иногда посадки вообще не давали всходов. Климат, затрудненность сообщения и отсутствие квалифицированной медицинской помощи приводили к высокой смертности. В 27-м полку с мая 1864 по янв. 1865 гг. умерло около 1.000 человек.[170] В основном переселенцы болели лихорадкой, цингою, водянкой, дизентерией. Цингою болела почти половина воинского состава частей. В июне 1863 г. в Майкопском  госпитале находилось 250 больных цингой. Сводки о смертности свидетельствуют о нечеловеческих трудностях, с которыми столкнулись переселенцы. С июня 1862 г. по янв. 1863 г. в ст. Ханской умерло 69 взрослых и 81 ребенок; в Кужорской – 60 детей и 40 взрослых; в Белореченской – 109 человек. То есть, при среднем числе жителей станиц в 1.100-1.200 человек, в первые месяцы умерло 1/10 часть. В ст. Пшехской числилось к янв. 1863 г. 1297 человек, в том числе детей до 5 лет – 337. В течение года умерло 115 человек, в том числе 86 детей.[171] На Черноморском побережье смертность была еще более высокой. Представление о смертности в селениях от Геленджика до Туапсе, составляющих 629 семей или 4154 души об. пола,  дает следующая таблица:

Таблица 2. 2. 4.

Численность рождаемости и смертности в поселениях на

Черноморском побережье с 1864 по 1869 гг.[172]

С 1 мая 1864 по 1янв. 1865 гг.	В 1865 г.	В 1866 г.	В 1866 г.	В 1867 г.	В 1868 г.	В 1869 г.	Всего
Родилось	104	68	105	78	100	80	535
Умерло	463	361	292	116	67	57	1336

 

Помимо потерь от болезней, казаки гибли в схватках с горцами. При переселении казаки освобождались от строевой службы, однако были обязаны охранять свои поселения. Между станицами выставлялись посты, в зависимости от расстояния 1-2. На посту находилось 25 и более человек, пост окружали оградой и  ставили 1-2 орудия. Днем совершался объезд и выставлялись часовые для предупреждения набегов. Ночью казаки залегали в секретах на местах наиболее вероятного проникновения противника. По первому сигнальному выстрелу казаки бросались либо к станице, либо в поле или на выпаса. Практически все сельскохозяйственные работы выполнялись под присмотром вооруженной охраны.  Странная это была война – без постоянного врага, без правил, без линии фронта, без жалости к противнику. В стычках и перестрелках погибали казаки, угонялись скот и пленные. Летописец Кубанского полка так писал о жизни казаков: «…кубанские казаки в течение 70 лет выносили жизнь, исполненную постоянных тревог, убийств и грабежей со стороны неприятеля и не падали духом, но всегда отличались бодростью и неустрашимостью».[173]

В ответ на набеги, казаки направлялись в «поиски» и действовали так же – жгли аулы, жители которых были ответственны за набег, угоняли скот. За декабрьский поиск  1864 г. 25-му конному полку командующий войсками области по донесениям полковника Макарова выслал знаки отличия Св. Георгия 4-й степени для наиболее отличившегося – казака 4-й сотни Федора Семкина.[174]

Помимо службы по месту жительства, казаки участвовали в военных экспедициях против непокорных горцев. В мае и апреле 1865 г. 27-й полк под командой  подполковника Сердюкова совершил поход на северный и южный перевалы, в земли общества Наужей. В октябре того же года – в земли общества Хакучей. Казаки использовали тактику высылки разведывательных партий человек в 25-30, затем – внезапное окружение и плен, или уничтожение противника. Таким образом в аулах общества Хакучей были пленены около 200 немирных горцев.[175]

Положение переселенцев часто было совершенно невыносимо вследствие болезней, неурожаев, отсутствия медицинской помощи, невозможности заниматься полноценным трудом из-за военной опасности и несвоевременного подвоза продовольствия. Часто места под новые поселения выбирались исходя из военных соображений и совершенно не учитывались интересы хозяйственные. Главнокомандующий Кавказской армией приказал в 1865 г. осмотреть все вновь водворенные станицы, и те из них, которые еще не обустроены и находятся в гиблых местах – перенести. Комиссия под руководством генерал-майора Геймана признала необходимым перенести или упразднить 12 станиц в бассейнах рр. Шебша, Псекупса, Пшиша, Пшехи и Белой. Причины неудачи колонизации комиссия видела в следующем: отсутствие колесных сообщений, без которых невозможно само существование поселений; незнание переселенцами горной агротехники, неумение обрабатывать почву и определять сроки агротехнических работ; неумение приспособиться к новому климату и вредные свойства речной воды (горцы использовали только ключевую воду, а ключи перед уходом забили); нравственные качества переселенцев, то есть отсутствие трудолюбия и умения приспособляться. Лучшими переселенцами оказались линейцы и оренбуржцы.[176]

А.С.Бежкович указывала, что правительство стремилось селить казаков совместно с другими переселенцами с целью «оказачивания» последних.[177] Например, в ст. Псеменской планировалось поселить 35 семей линейцев, 40 – нижних чинов армии, 100 – от Донского войска; в ст. Ахметовской – 30 семей линейцев, 20 - нижних чинов, 25 – донцов, 62 – государственных крестьян.[178] Такая картина типична. Однако результат оказался весьма печальным. Различные группы населения испытывали недоверие друг к другу, отказывались вступать в брак с представителями не «своей» группы. Это, вкупе с угонами скота и высокой смертностью, отбивало всякое желание трудиться.[179]

Помимо заселения Закубанья, кубанцы участвовали в заселении Южно-Уссурийского края. Необходимость заселения приграничной полосы казачьим населением диктовалась необходимостью защиты крестьянских поселений от китайских разбойников – хунхузов. Кроме того, сосредоточение казачества на границе, давало явные военные преимущества в случае войны с Китаем. Переселение планировалось осуществить в основном из казаков Донского и Оренбургского войск. Из ККВ в Приамурский край переселилось в период с 1895 по 1901 гг. 213 семейств, а в 1902 г. – 90 семейств.[180] Численность переселенцев в сравнении с событиями 1860-х  гг. довольно низка и  этот эпизод не имел принципиального значения для истории войска в целом.

Таким образом, на кубанское казачество легла основная тяжесть по заселению и освоению Закубанья. Первоначальные планы переселения казаков целыми станицами встретили упорное сопротивление со стороны казаков. Вследствие данных событий в правительственные планы были внесены значительные коррективы - переселение осуществлялось на добровольной основе или по жребию, переселенцам назначались пособия от  казны, в собственность передавались земельные участки.

Несмотря на то, что перед переселенцами продвигались войска, вытеснявшие немирных горцев, полного умиротворения края не было достигнуто. Эта задача возлагалась на переселенцев. Существенным просчетом было поселение в станицах и поселениях смешанного населения, что приводило к несогласованности и недоверию в новых населенных пунктах, снижало боевой потенциал сотен.

При переселении казаки столкнулись с трудностями освоения на новом месте – акклиматизации и выработки новых форм и способов сельскохозяйственной деятельности. Большинство поселенцев оказались неготовыми к ведению хозяйства в условиях горного климата. Опыт местного населения оказался недоступен и, что более печально, не востребован.

Значительная сложность для переселенцев в обустройстве на новом месте заключалась в необходимости постоянной защиты от набегов горцев. Отсутствие дорог и невозможность быстрого предоставления медицинской помощи, особенности климата приводили к высокой смертности. Местная администрация была заинтересована в заселении новых станиц полноценными семьями, поэтому, например, бездетным рядовым 19 стрелкового батальона Степану Игнатову и Трофиму Комарову, было отказано в зачислении в казачье сословие с водворением в ст. Нижне-Фарской.[181] Тогда как, например,  в семьях жителей 4 бригады, желающих переселиться, как правило было двое и более детей.[182] Учитывая высокую смертность, переселение с детьми было фактически обречением их на смерть. Видимо, одной из причин, подталкивающими семьи к переселению была надежда упрочить имущественное положение через земельные наделы и пособия от казны.

   Учитывая вышесказанное, можно с уверенностью утверждать, что заселение новых территорий, сопровождающееся земельными раздачами, было не привилегией, а тяжелой повинностью, сопровождавшейся значительными материальными и людскими потерями.

Следует отметить тот факт, что казаки должны были выполнять земские повинности – дорожную, подводную, постойную, содержать переправы и мосты.

Представить себе объемы выполняемых повинностей могут дать следующие цифры. В 1861 г. общая стоимость натуральных повинностей с человека в Таманском округе равнялась 30 руб. В том числе 15 руб. – подводная повинность, 10 – дорожная, 5 – квартирная. Необходимо было предоставить 2.250 подвод и столько же проводников. Общая стоимость повинностей (подводной, дорожной и квартирной) по Таманскому округу составляла 67.000 руб.[183]

Стоимость натуральных повинностей для жителей 2 бригады составляла 35 руб. В том числе 20 руб. – подводная повинность, 5 – дорожная, 5 – квартирная, 5 – наем обывательской почты. Общая стоимость за год – 550.655 руб. Кроме того, жители должны были дать 11.264 подводы (считая по дням ) и столько же проводников.[184]

Для жителей 3 бригады стоимость с человека равнялась 37 руб. 21 коп. В том числе подводной – 13 руб. 21 коп., 11 – дорожной, 13 – квартирной. Общая стоимость в год – 142.564 руб. 21 коп. Так же подвод и проводников в год, считая по дням – 22.614.[185]

Вместе с земскими выплатами общая сумма сборов и натуральных повинностей в войске в 1861 г. равнялась 63 руб. 50 коп. с души. [186] Для ясности следует указать, что к примеру, в 1842 г. пуд меда в Черномории стоил 4-4,5 руб., пуд муки – 50-60 копеек. В 1853 году стоимость фунта черной икры равнялась 30 копейкам, а пуд свежей рыбы стоил 1-1,5 рубля. В 1861 г. в 3-ей бригаде обычный дом – с сенцами и кладовой с чуланом из саманного кирпича (длина – 17,5 аршин, ширина – 7 и ¼ аршина, высота – 3 аршина), с 4 окнами без ставень, с 3 дверьми; в доме – 2 лавки, одна глиняная печь, потолок турлучный, крытый соломой – оценивался в 20 руб. 50 коп.[187]

Таким образом, каждый житель войска ежегодно выполнял повинностей, стоимость которых равнялась примерно стоимости полутора – двух домов (конечно не лучших, а среднего казака), или 132 кг. меду, или 47 кг. черной икры, или 450 кг. свежей рыбы, или более чем тонне муки. Цифры весьма впечатляющи. Причем это «чистая» стоимость, без учета трудозатрат на непосредственное выполнение самих работ.

Обратимся к дорожной повинности. В 1871 г. в ведение войска также были преданы второстепенные дороги и переправы, которые надлежало содержать и выставлять к переправам урядников и казаков из внутреннеслужащих.[188]

Современному человеку весьма сложно представить себе, что представляли из себя дороги в середине позапрошлого века. К примеру, в Темрюкском уезде (следует обратить внимание – это не гористая местность) первый дорожный участок выглядел следующим образом – от ст. Таманской  до Фонталовского поселка 30 верст, от ст. Таманской до Бугаса 18,5 верст, до Тузлы 18 верст, до Сенной почтовой станции 21 верста, до Ахтанизовского юрта 25 верст. То есть всего – 112,5 верст, которые требовалось содержать в полном порядке – проезжими. На участке располагалось три каменных моста через балки по 8 сажень шириной, три «больших» косогора и «малые» косогоры и выбоины, которые было необходимо сравнять. Для этой работы необходимо было привлечь значительную часть жителей (2.296 мужчин и 2.234 женщины), то есть оторвать от домашних хлопот, возможно от сельскохозяйственных работ.[189] 

Дороги на втором участке (ст. Старотитаровская – Благовещенская – Суворово-Черкесская – Витязевское поселение – Михиэльсфельдское поселение, всего 312,5 верст) были еще в более худшем состоянии. На участке находились паром у р. Кубани, большой мост у р. Джиги и 11 небольших мостов, местность бугристая и с множеством заплавленных участков. Содержать дороги в порядке необходимо было силами 3.004 мужчин и 2.653 женщин.[190]

В горной местности дороги были еще более сложными – по руслам рек, по просекам. Некоторое представление можно получить, обратившись к фотографиям начала века. В альбоме «Горячий ключ» показана такая дорога – если бы не подпись, то догадаться что это дорога было бы не возможно – русло реки и сплошные камни, валуны.[191]

Представление о тяжести работ дает рапорт пристава 2-го участка Темрюкского уезда от 23 окт. 1874 г. Пристав сообщал, что для исправления дорог жители ст. Ивановской (2.101 душ м.п. по сведениям 1861 г.), Староджерелиевской (1.345), Старонижестеблиевской (2.095), Старовеличковской (1.552), Поповической (1.301) и Новомышастовской (2.699)[192] должны были выслать на 7 дней 240 рабочих и 120 подвод. То есть (без учета прироста населения в период с 1861 по 1874 гг.) примерно каждого 46-го мужчину и по одной подводе на 92 человека, всего 1.680 трудодней. В действительности указанные станицы выслали 109 подвод и 211 рабочих, которые отработали 4,5 дня и сбежали, бросив строительный материал без присмотра. Интересно, что сам пристав признает, что жители вверенного ему участка крайне истощены исправлением повинностей – исправлением дорог (Раевско-Новороссийской), содержанием Варениковской дамбы, возвышением берегов Кубани близ ст. Троицкой. Кроме того, в текущем году жителей привлекали к борьбе с нашествием саранчи.[193] Следует отметить, что через двадцать лет – в 1893 г. качество дорого не улучшилось, что следует из циркулярного предписания наказного атамана всем станичным атаманам, сельским и отдельским властям особое внимание обратить на содержание дорог в порядке.[194]

Представление о стоимости содержания почтовых станций дает договор жителей 17-го полка 4-й бригады 1861 г. На жителях указанного полка лежала обязанность содержать 2 из 4 почтовых троек на почтовой станции на посту Извещательном. Казаки подрядили вместо себя содержать указанное количество троек казака ст. Темнолесской Сергея Михайловича (фамилия неразборчиво – возможна ошибка в написании – А.М.) Евдокимова или Евдожилова за 1.050 руб. серебром в год![195]

В отношении натуральных повинностей В.Н.Ратушняк отмечает, что они были основной тяжестью для казачьего населения. Если горцы выделяли для отработки натуральных повинностей до 5% работников, крестьяне – до 20%, то казаки – более 30%.[196]

По всей видимости, мнение некоторых советских ученых о привилегированном положении казачества разделяли чиновники во второй половине XIX в., которые считали возможным возложить на казаков выплату земских денежных сборов. У центральных гражданских властей не было ясного понимания того, почему казачество не платит денежных сборов. В министерствах финансов и государственных имуществ при обсуждениях смет появлялось предложение о распространении на казачество указанных выплат.[197] В середине 1870-х гг. по поводу подобных проектов наместник Кавказа вел. кн. Михаил писал: «…справедливым и необходимым все казачье население освободить от сбора на государственные повинности, оставив станичные общества и впредь на льготе… по уважению к тому, что принадлежащие к казачьему сословию лица от 20 до 40 лет обязаны усиленною государственною повинностью, причем обзаведение поступающих на службу казаков амуницией, оружием и лошадью относиться на их счет, а те, которые не зачисляются на службу, обязаны платить особый налог в пользу войскового капитала, по 15 рублей ежегодно».[198]

Военный министр при рассмотрении проекта сметы земских денежных сборов на трехлетие с 1875 по 1878 гг., предусматривающей сборы с казачьего населения, указал на то, что данные предложения прямо противоречили существующему законодательству, предусматривающему освобождение казаков от денежных сборов. Первоначально необходимо данный вопрос урегулировать на законодательном уровне. [199]

Наместник Кавказский предложил вопрос о поземельном налоге  (который сменил подушную подать) с казачьего населения обсудить в областных правлениях совместно с войсковыми правлениями. Кубанское соединенное присутствие решило, что предполагаемый поземельный налог с юртовых земель должен быть вдвое меньше, чем с остальных земельных угодий. Следует отметить, что наказной атаман и начальник Кубанской области в отношении от 3 фев. 1881 г. № 1646 сообщил, что налог на юртовые земли является «крайне отяготительным», поскольку юртовой надел  -  единственный источник казачьего существования. В конечном счете, все сведения обобщил член от министерства финансов в Совете главноначальствующего гражданской частью на Кавказе Виноградов и предложил юртовые земли оставить свободными от государственного поземельного обложения, что и было утверждено наместником.[200] Не все разделяли подобное решение. «Кубанские областные ведомости», выражая позицию гражданских областных властей, указывали на необходимость введения сбора с казачьих земель.[201]

Эта ситуация чрезвычайна характерна практически для всех сторон казачьего быта. Чиновники из столицы не представляли себе реального положения вещей на местах, откуда и проистекали различные предложения, часто совершенно  неприемлемые. Кавказские военные чиновники, более осведомленные, стремились к защите интересов казачьего населения и противодействовали  подобным проектам. Возможно, однако, что в основе действий по сохранению за казачеством некоторых льгот, лежало стремление к самосохранению, поскольку казачьи войска являлись опорой существующего режима.

Оценивая привилегии и повинности кубанских казаков можно сказать следующее. В середине XIX в. у казаков было две безусловные привилегии – освобождение от уплаты денежных земских сборов и рекрутских наборов. Помимо этого, за казаками были закреплены льготы условные, так как не каждый мог ими воспользоваться – за исключением права довольствия солью из войсковых соляных магазинов – право торговли в войске, право заводить рыбные заводы с уплатой пошлин. Земские повинности – дорожную, квартирную, подводную – казаки отбывали, а поскольку инфраструктура области была развита довольно слабо, то эти повинности ложились тяжким бременем на казачье население. Пересчет натуральных повинностей в 1906 г. на деньги показал, что стоимость их равнялась 50-70 руб.[202]

Помимо повинностей земских, казаки выполняли тяжелейшую повинность заселения новых территорий и хозяйственно-экономического их освоения. При переселении на новые места казаки сталкивались с необходимостью жизнедеятельности в совершенно незнакомых  условиях, при постоянной военной опасности, отсутствия медицинской помощи, что приводило высокой смертности, в том числе среди детей.

На казаках лежала усиленная воинская повинность – в три раза более тягостная в мобилизационном плане, чем для остального населения. В сер. XIX в. казаки проходили действительную военную службу в пределах области, переселенцы в Закубанье – по месту жительства. Как правило, кордонная служба была основной. В последней трети XIX –начале XX вв. качественно казачья служба не изменилась, однако произошло значительное изменение географии дислокации казачьих подразделений. По-прежнему, основной для кубанцев оставалась кордонная служба в отдаленных местностях Закавказья и Азии, охрана мирного населения от хищнических набегов. В пределах Кубанской области служба была в основном караульная, при тюрьмах и конвойная при сопровождении почты, заключенных.

Количество ежегодно призываемых на военную службу казаков в три раза превышало количество призывников от остального населения в процентном соотношении. Необходимо отметить, что и при выходе на льготу казаки были обязаны содержать обмундирование и строевого коня для ежегодных сборов, которые тяжко отражались на нормальном ходе хозяйственного развития казачьего хозяйства. Такое положение приводило к истощению мобилизационных возможностей войска, стремлению казачества к отбыванию воинской повинности на общих основаниях, освобождения от лагерных сборов.

Говоря об использовании казачества в полицейских целях можно сказать следующее. В использовании казачьих подразделений для наведения порядка и восстановления спокойствия не было ничего необычного. На окраинах империи такая служба была обыденной. Новым было для казаков применение силы во внутренних губерниях, масштабы волнений. Оценивая участие казачьих подразделений в подавлении революционных выступлений следует учитывать, что казаки на действительной военной службе находились под воинской присягой, основным содержанием которой было подчинение командирам и защита существующего режима. Категорически нельзя оценивать факты участия казаков в полицейских акциях, исходя из политических соображения и пристрастий. Казачество с честью выполняло воинский долг. При этом нельзя игнорировать факты отказа казаков применять силу против невооруженных людей, повседневную сложную и опасную службу по защите мирного населения от бандитов и псевдореволюционных элементов.

Таким образом, казаки имели привилегию не платить земских податей и освобождены о рекрутских наборов. Последняя привилегия после 1874 г. вообще потеряла смысл,  а учитывая натуральные повинности и военную службу – главнейшую государственную повинность, говорить о неких привилегиях казачества просто нелепо.