использование материалов разрешено только со ссылкой на ресурс cossackdom.com

Казанский период жизни и деятельности В. А. Голобуцкого

(1943 – 1947 гг.)

(часть материала статьи опубликовано: Юсов С.Л. Наукова і педагогічна діяльність В. Голобуцького в роки Великої Вітчизняної війни та повоєнний період // Український історичний журнал. – 2006. – №2. – С. 89-105; Юсов С. Листи Володимира Голобуцького до Володимира Пічети як джерело до реконструкції інтелектуальної та буденної біографії українського історика // Спеціальні історичні дисципліни. Вип. 13. – К.: ІІУ НАНУ, 2006. – С. 252-280).

Важнейшую роль в развитии исторической науки играют разнообразные контакты и апробации научных исследований в определенном интеллектуальном сообществе (среди них – непосредственные взаимосвязи между учеными; участие в научных конференциях, семинарах, совещаниях, заседаниях, сессиях и т. п.); внедрение в учебную практику собственного концептуального видения процесса исторического развития посредством лекционных курсов, семинарских занятий и т. д.[1] В последнем случае, вузовские профессора исполняют важнейшую роль как в распространении и освоении (учащимися) исторических знаний, так и в процессе общего развития исторической мысли[2]. К таким вузовским профессорам принадлежал и известный исследователь истории казачества В.А. Голобуцкий.

Предметом нашей статьи является научная и педагогическая деятельность В. А. Голобуцкого в эвакуации во время Великой Отечественной войны и в первые два послевоенных года (точнее – полтора). Это период жизни в Казани (1943–1947 гг.), характеризующийся его работой в должности завкафедрой истории СССР в Казанском государственном университете, а также такими событиями, как подготовка и защита докторской диссертации в Ленинградском госуниверситете. Данный период (как, собственно, и вся биография ученого) почти не освещен в научной литературе. Чрезвычайно краткое, но наиболее содержательное описание, среди других, этого периода подается в собственных воспоминаниях В. А. Голобуцкого (являющихся одновременно и источником), опубликованных в 1966 г.[3] Если говорить об историографии, то в 2003 г. (одна – в 2005 г.) было опубликовано в периодике ряд юбилейных статей, большей частью подобных[4], где в двух-трех фразах говорилось о периоде жизни В. А. Голобуцкого в 1943–1947 гг. Автором данных строк было опубликовано ряд статей, где, под различными ракурсами, рассматривается указанный период[5], однако в данной статье предпринята попытка более целостного освещения.

С началом Великой Отечественной войны В. А. Голобуцкий вернулся из Краснодара в Ленинград и с сентября стал преподавать на кафедре истории народов СССР в пединституте им. А. Герцена на должности доцента[6]. Ученый познал все тяготы блокадного города: артобстрелы и воздушные налеты, голод и холод. В личном листке по учету кадров от 27 января 1949 г. В. А. Голобуцкий указывал: во время одного из обстрелов он был контужен (в голову и спину)[7]. Общие условия жизни в блокадном городе стали причиной ослабления организма В. А. Голобуцкого, от чего он тогда (или позднее – уже в эвакуации) заболел на малярию – чрезвычайно тяжелое заболевание с периодическими приступами. В мемуарах В. А. Голобуцкий припоминает, что когда его, тяжело больного, в 1942 г. перевозили в эвакуацию, ему удалось вывезти с собой из блокадного города только чемодан с собственным архивом[8].

Итак, с 1943 г. по 1947 г. ученый провел в Казани. Необходимо отметить, что выбор Казани был не случайным, ведь здесь от начала войны находилась его семья – жена Галина Александровна и двое малолетних сыновей (Игорь и Петр). Они здесь пребывали под опекой тестя – Александра Мазовки, по специальности инженера, работавшего заместителем начальника какого-то военно-промышленного треста, занимавшегося строительными работами (в Казани этот трест строил аэродром). Вначале семья переехала в с. Аксубаево, но когда В. А. Голобуцкий получил приглашение на работу в Казанский государственный университет им. В. Ульянова (Ленина), тогда они все вместе возвратились в Казань. Об этом всем вспоминает младший сын ученого – Петр Владимирович Голобуцкий.

Таким образом, с июня 1943 г. В. А. Голобуцкий начинает работать заведующим кафедрой истории СССР названного университета[9]. Вначале он и его семья жили вместе с семьей тестя по улице Красная позиция, а где-то осенью 1944 г. получили служебную квартиру, размещавшуюся в цокольном полуподвальном помещении центрального корпуса по улице Чернышевского, 18. Как вспоминает П. В. Голобуцкий, в те годы были очень суровые зимы, но их университетское жилье, хотя оно было достаточно просторным по площади и имело высокие потолки (до 4-х метров) было на удивление теплым, ведь за стеной располагалась университетская кочегарка. При этом, существенным недостатком служебной квартиры было то, что к ней попадало очень мало естественного света с улицы (В. А. Голобуцкий имел сильную близорукость).

В своих воспоминаниях В. А. Голобуцкий высоко оценивает научно-педагогический уровень коллектива университета. На то время уже достаточно опытный педагог и способный лектор В. А. Голобуцкий занял достойное место в университетском коллективе, где, по его свидетельству, сохранились прекрасные традиции дореволюционной высшей школы (В. А. Голобуцкий, само собой разумеется, по идеологическим мотивам пишет только о «чудесных традициях», не оканчивая при этом мысли, – идущих из дореволюционных времен). Из контекста изложения историка можно предположить следующее: упомянутые традиции состояли в том, что много ученых вуза имели различные научные интересы, которые не замыкались на одной отрасли науки, и стремились к сотрудничеству с представителями иных специальностей. Так, например, как вспоминает В. А. Голобуцкий, известный математик (член-корреспондент АН СССР) профессор Н. Чеботарев очень интересовался историей Киевской Руси, особенно проблемой происхождения древнерусской письменности. Он консультировался с историками по этому поводу. По инициативе Н. Чеботарева именно В. А. Голобуцкий прочитал несколько лекций для коллег с других факультетов по вопросам истории Киевской Руси, а также иных проблем истории СССР, которые считались актуальными на то время[10].

Понятно, что В. А. Голобуцкий должен был быть широко ознакомленным с новейшими советскими исследованиями, в том числе и по истории древнерусского языка и литературы, ведь, в противном случае, он не сумел бы заинтересовать эрудированных коллег из других факультетов. При этом, что касается истории Киевской Руси, то учителями В. А. Голобуцкого в аспирантуре были признанные специалисты по этим вопросам – академик Б. Д. Греков, профессор Н. Ф. Лавров, доцент (на то время) В. В. Мавродин и др. В своих воспоминаниях В. А. Голобуцкий высоко оценивал семинары по «Русской Правде», проводимые для аспирантов в Ленинграде Н. Ф. Лавровым. Благодаря ему, аспиранты были влюблены в древнерусские письменные памятники[11]. Кстати, великолепным знатоком «Русской правды», цитирующим на память целые фрагменты данного кодекса, был и его коллега по работе в Краснодарском пединституте М.В. Покровский[12].

Подобно тому, как и в Краснодарском пединституте, в Казанском университете историк, наверняка должен был делиться результатами своей научной работы со студентами. Примечательно, что уже в первый учебный год (1943 / 1944) В. А. Голобуцкий прочитал на четвертом (тогда – выпускном) курсе исторического отделения факультета сорокачасовой лекционный спецкурс по истории Украины (плюс пять часов семинарских занятий) [13]. Потом этот спецкурс читался им на третьем курсе[14]. Из скупой информации, имеющейся в воспоминаниях историков, окончивших университет именно в 1944 г., узнаем: В. А. Голобуцкий прочитал спецкурс «блестяще»[15]. Известный казанский историк Г. Н. Вульфсон, который в то время учился на историко-филологическом факультете, особенно выделяет из этого спецкурса лекции по истории Запорожской Сечи, как наиболее «яркие»[16]. Понятно, что для студенчества, к тому же еще и в годы войны, наиболее «яркими» должны были выглядеть страницы прежде всего военной истории казачества, однако, учитывая лекторский талант В. А. Голобуцкого, он полностью мог «блестяще» (именно так его лекторский уровень характеризуют в других воспоминаниях Г. Н. Вульфсон и Н. П. Муньков) и «ярко» изложить материал по социально-экономической истории, как запорожского казачества, так и его «эпигонов» (в частности – черноморского казачества). К этому следует добавить, что для исследователя, как правило, имманентно более близким является тот материал, который он сам отыскал и обработал, а посему, этот материал в виде лекций и лучше, априори, подается студентам.

Как и в Краснодарском пединституте, так и в Казанском университете, студенты имели возможность учиться у В. А. Голобуцкого основам научно-исследовательской работы. Более развернуто методы научно-исследовательской работы преподавались ученым на занятиях студенческого научного кружка[17]. В отличии от Краснодара, казанские студенты В. А. Голобуцкого не привлекались им к непосредственной работе в архиве, а тем более – к работе по ведущей тематики исследований историка[18]. В отличии от Краснодара и Ленинграда, в Казанском университете В. А. Голобуцкий уже руководил научно-исследовательской работой аспирантов[19] (официальные консультации с которыми проводились ученым регулярно – каждую субботу[20]), и с ними наверняка делился не только общими теоретическими и практическими знаниями исследовательской работы, но и своими концепциями и гипотезами. Одна из его аспиранток – А. А. Элерт – даже готовила диссертацию по теме истории казачества под названием «Происхождение Волжско-Донского казачества. ХІV–ХVІ ст.»[21]. Примечательно также, что девушка родилась на Северном Кавказе (г. Нальчик)[22].

Во время работы в Казанском университете историк принял участие в нескольких научных конференциях, проходивших, прежде всего, в стенах этого учебного заведения[23]. Естественно, что ученый пытался обнародовать, прежде всего, результаты своих научных исследований. Во всяком случае, по крайней мере, на двух таких научных форумах он (судя по названиям докладов) поступил именно таким образом[24]. В. А. Голобуцкий выискал и другие возможности апробации своих исследований по теме докторской диссертации. Так, он проводил заседания кафедры, во время которых читал доклады по социально-экономической истории казачества[25]. Один из таких докладов, к примеру, имел название «Проблема социальной эволюции Запорожской Сечи во ІІ-й половине ХVІІІ в.» [26].

В отчетах по научно-исследовательской работе В. А. Голобуцкий привлекал внимание руководства к актуальности своей темы. В связи с этим он упоминал совещание историков СССР, созванное в августе 1945 г. ЦК ВКП(б) и Комитетом высшей школы при Совете народных комиссаров СССР, в которой он брал участие (а, соответственно, обнародовал свои взгляды). Ученый указывает, что на совете специально была подчеркнута актуальность исследований в области социальной истории периода феодализма[27]. Поэтому В. А. Голобуцкий пытается повлиять на руководство университета в деле издания его статей (и других членов возглавляемой им кафедры). Действительно, наиболее оптимальной формой предварительной апробации научной работы все-таки является публикация тех или иных составных ее частей. Принимая во внимание то обстоятельство, что в те годы возможность для историков из провинции опубликоваться в специальных изданиях была крайне низкой, В. А. Голобуцкий настойчиво добивался от руководства университета изыскать средства для издания «Ученых записок» (другое их название – «Работы кафедры») кафедры истории народов СССР (или историко-филологического факультета) или включение статей сотрудников кафедры в очередной выпуск «Ученых записок» университета[28]. На тот момент у В. А. Голобуцкого не вышло еще ни одной статьи по тематики докторской диссертации (если не считать четырех довоенных газетных публикаций), которые были б напечатаны в научных сборниках или журналах.

Начиная с 1944 г. у .В. А. Голобуцкого готовятся к печати одна за другой несколько статей: «Запорожская серома» (иной вариант названия – «Социальная роль запорожской серомы в ХVІІІ в.»), «Из истории классовой борьбы на Кубани в конце ХVІІІ в.» (другой, уточненный вариант названия этой статьи – «Восстание черноморских казаков 1797 г.» – свидетельствует о том, что она, вероятно, была тождественной по содержанию его газетной статье, опубликованной в 1941 г. в Краснодаре [29]), «Беглые и крепостные на Кубани в дореформенный период» [30]. Следует указать, что статью «Запорожская серома» историк еще в 1944 р. подал в Институт истории АН СССР с целью публикации в одном из академических изданий[31]. Статья вышла уже после защиты диссертации в 1948 г. под другим названием[32]. Относительно «Ученых записок» Казанского университета (сборник кафедры или факультета так и не сумели издать), то одну из подготовленных В. А. Голобуцким статей в период 1944–1946 гг. нашли возможность опубликовать лишь в 1954 г. [33]

Незадолго до защиты докторской диссертации В. А. Голобуцкого, 9 января 1947 г., состоялась конференция преподавателей и студентов историко-филологического факультета Казанского университета, где ученый выступил с докладом, название которого подобно к формулировке названия докторской диссертации («Социальная история черноморского казачества»)[34]. Есть основании считать, что историк провозгласил доклад, опираясь на тезисы, подготовленные для выступления на защите докторской диссертации (историк защитился 28 января 1947 г.). В архивном деле, где речь идет об упомянутой конференции, действительно хранятся тезисы научного доклада, идентичны тезисам, обнародованным на защите[35]. Очевидно, что выступление на конференции от 9 января было предварительной апробацией основных положений диссертации. Об этом, собственно, в некоторой степени, свидетельствует и сам В. А. Голобуцкий[36].

При всем этом, В. А. Голобуцкий не только был углублен в специфические проблемы казаковедения, но (как уже отмечалось) интересовался широким кругом научных вопросов. Так, об этом свидетельствует также и его переписка с историком-славяноведом В. И. Пичетой. В письме В. А. Голобуцкого от 1 августа 1944 г. говорится о том, что ему крайне необходима новая работа В. И. Пичеты по истории Польши. Следует отметить, что для подготовки докторской диссертации В. А. Голобуцкого острой необходимости в новой работе В. И. Пичеты не было.

Заметим, что В. И. Пичета только готовил большое трехтомное исследование «История Польши», которое так и не вышло в свет[37]. В 1947 г. был опубликован всего лишь автореферат В. И. Пичеты на 2-й том[38]. Итак, информация о том, что историк-славяновед подготовил «Историю Польши», достигла Казани и В. А. Голобуцкий уже пытался раздобыть книгу.

Из письма к В. И. Пичете от 23 октября 1945 г. узнаем о том, что В. А. Голобуцкий интересуется и этногенетической проблематикой[39]. В письме говорится о монографии советского академика-слависта АН СССР Н. С. Державина «Происхождение русского народа – великорусского, украинского, белорусского”[40] (вышла в свет в конце 1944 г. или вначале 1945 г.) и рецензию на нее В. И. Пичеты[41]. На В. А. Голобуцкого монография оказала «очень угнетающее впечатление», как и, собственно, доклад академика «зимой 1940 г.», который случайно пришлось прослушать казаковеду[42]. Отметим, что академик Н. С. Державин был сторонником псевдонаучной глоттогонической теории (яфетидологии) известного лингвиста-востоковеда Н. Я. Марра, «новое учение о языке» которого преподносилось за образцово-марксистское и было официальной догматической системой советской гуманитаристики в течении 1930-х–1940-х гг. Очевидно, что В. А. Голобуцкий, как и В. И. Пичета, не принимал этого учения, чем и объясняется «угнетающее впечатление» украинского историка. Рассматриваемый эпизод указывает на то, что и В. А. Голобуцкий принадлежал к числу тех добропорядочных ученых-гуманитариев, кто в годы господства «марризма» оказывал ему скрытое сопротивление. Эпистолярный обмен мыслями между В. А. Голобуцким и В. И. Пичетой по этому поводу свидетельствуют об определенных оппозиционных настроениях среди научной общественности относительно навязанного компартийным руководством марризма как «единственно верного» учения об глотто- и этногенезе. Безусловно, эта солидарная настроенность подкреплялась в них чувством правдивости своей позиции в борьбе за научную истину, и одновременно была еще одним элементом формирования антимарристского интеллектуального пространства.

В Казани во время войны находилось немало эвакуированных с Украины или тех украинцев, которые пребывали здесь в силу различных причин и раньше (вследствие, скажем, репрессий). Среди последних следует назвать В. А. Отамановского – «доброго знакомого», как его аттестует В. А. Голобуцктй в одном из писем к В. И. Пичете[43], а на самом деле – друга и коллегу, как свидетельствует П. В. Голобуцкий. Украинский политический деятель, ученый-краевед, исследователь истории украинских средневековых городов и истории медицины, знаток множества языков В. А. Отамановский был репрессирован по делу так называемого «Союза освобождения Украины» и после пяти лет заключения в лагерях строго режима отбывал ссылку в Казани, а впоследствии, с 1936 г, проживал в столице Татарской АССР[44]. С конца 1930-х гг., и, вероятно, где-то до 1945 г., он работал в библиотеке Казанского университета, где и познакомился с В. А. Голобуцким, по просьбе которого он и забрал у В. И. Пичеты в Москве один из экземпляров докторской диссертации историка-казаковеда и отвез при случае в Ленинградский университет в 1946 г.[45]; а в следующем году узнал в ВАК СССР о сроках ее утверждения[46].

В библиотеке Казанского университета В.А. Голобуцкий завершил работу над докторской диссертацией (в воспоминаниях историк утверждал, что он подготовил ее как монографию)[47]. На страницах корреспонденции 1944–1945 гг. к В. И. Пичете В. А. Голобуцкий сетовал на изнуряющие приступы малярии. Так, в первом письме (июнь 1944 г.) ученый надеялся завершить диссертацию к осени текущего года («если разрешит здоровье»[48]). А в послании от 27 января 1945 г. он планировал завершить работу весной, но лишь в том случае, «если вконец не замучает малярия»[49]. О «драматических условиях» (в частности, условия связанные с болезнью), в которых писалась диссертация, говорится в письме от 21 декабря 1945 г.[50]. Подтверждения тому, что условия, в которых готовил диссертацию В. А. Голобуцкий, были «исключительно тяжелыми», находим и в одном из писем историка к иному российскому ученому – М. Н. Тихомирову[51]. Следует еще упомянуть о холоде – зимой преподаватели читали лекции в верхней одежде, шапках и варежках, писать было тяжело, ведь в чернильницах замерзали чернила[52]. П. В. Голобуцкий вспоминает, что морозы тогда поднимались до 50 С !

Знание этих обстоятельств помогает осознать, при каких таких «драматических воистину» (по словам В. А. Голобуцкого) условиях работал ученый. Обстоятельства, которые усложняли его научную деятельность, стали фактором задержки написания докторской диссертации, и являются наглядной иллюстрацией значения и роли социокультурных факторов чрезвычайного характера (война – контузия – малярия) в историографическом процессе, их влияния на интеллектуальную биографию историка. К этому добавим слабое зрение, что вместе с недостаточным освещением жилья существенно влияло на эффективность работы ученого.

Среди бытовых факторов социокультурного характера отметим еще и дефицит, а также и неудовлетворительное качество письменной бумаги. Архивные материалы, отложенные в фондах многих ученых, свидетельствуют, что военные годы историки писали свои работы на бумаге очень низкого качества, которой еще было крайне мало[53]. Так, в Казанском университете студенты записывали лекции на старых плакатах[54]. В первом письме к В. И. Пичете В. А. Голобуцкий объяснял ситуацию с задержкой написания своей первой научной статьи для «большой прессы» (то есть такой, что должна быть опубликована в союзном академическом специальном журнале) под прежним названием «Запорожская серома», кроме малярии, тем обстоятельством, что ему не хватало бумаги[55].

Последнее обстоятельство повлияло и на сроки назначения защиты ученого. Изготовление минимального количества машинописных копий докторской диссертации, крайне необходимых для рассылки в квалификационную комиссию по защите и ведущую организацию, научным оппонентам и научному консультанту, как выходит из писем В. А. Голобуцкого, из-за недостатка бумаги создавало большую проблему[56]. Как свидетельствовал В. А. Голобуцкий, он имел вместе лишь три копии диссертации, из них только одну, которая более-менее читаемая. И именно ее вначале обработал Б. Д. Греков (вероятно, его научный консультант); а потом этот экземпляр получил В. И. Пичета[57]. Спустя некоторое время В. А. Голобуцкий просил В. И. Пичету снова передать эту копию в Ленинград, где он и должен был защищаться, поскольку не хватало третьего экземпляра[58]. Сделаем ударение – было лишь три машинописных копии диссертации, из которых только одна «четко» читалась!

Итак, нехватка бумаги и ее плохое качество существенно задерживали защиту диссертации, ведь понадобилось время для ее прочтения всеми причастными к защите особами, а они изучали эти три экземпляра по очереди (так, экземпляр, читаемый В. И. Пичетой, находился у него приблизительно с декабря 1945 г. по сентябрь 1946 г.). Таким образом, диссертация, готовая уже в мае 1945 г., не в последнюю очередь в силу названных выше причин защищалась только 29 октября 1946 г.[59] Другими мотивами, как узнаем из письма, были продолжительные поиски оппонентов[60]. Однако, в октябре 1946 г. В. А. Голобуцкий не защитился, поскольку не удалось формально собрать кворум. Все формальности были соблюдены только за три месяца (28 января 1947 г.)[61], но утверждения ВАК СССР состоялось через полтора года[62]. Возможно, что от формального разрешения вопроса с утверждением диссертации в ВАК зависела публикация статей В. А. Голобуцкого «в большой прессе, но, без сомнения, от этого зависела его научная и преподавательская карьера. О последнем, между прочим, В. А. Голобуцкий намекает в письме к эксперту ВАК М.Н. Тихомирову, когда пишет следующее: «если б автор жил в пустыни, – Бог с ним. Но я живу в городе, к тому же провинциальном (имеются ввиду г. Черновцы, куда перевелся ученый летом 1947 г. – С. Ю.). За моим делом следит много глаз…»[63].

Итак, 28 января 1947 г. ученый защитил докторскую диссертацию по теме «Черноморское казачество (очерки социальной истории)». Защита состоялась во время заседания ученого совета исторического факультета ленинградского госуниверситета, который возглавлял декан В. В. Мавродин[64]. Официальными оппонентами были доктора исторических наук, профессора М. В. Клочков, В. В. Мавродин, А. В. Предтеченский[65]. Один из них – В. В. Мавродин – был оппонентом В. А. Голобуцкого и во время защиты кандидатской диссертации[66]. Именно В. В. Мавродин был инициатором докторской защиты В. В. Голобуцкого на историческом факультете ЛГУ[67]. Ленинградский историк, как вузовский ученый, заведующий кафедрой истории СССР, не замыкался лишь на проблемах древнерусской истории, а был исследователем широкого круга вопросов по истории народов СССР, изучал историю крестьянских войн в России, а в их числе – восстание Е. Пугачова[68], – имело отношение и к научным интересам В. А. Голобуцкого, в частности тем, которые проявились в диссертации. Первый оппонент М. В. Клочков, ученик М. А. Дьяконова и Е. Ф. Шмурло, до революции (с 1914 г.) преподавал в Харьковском университете, а в 1920-х гг. – в Кубанском пединституте[69]. По свидетельству В. В. Голобуцкого, М. В. Клочков был „лично знаком с характером архивных фондов Черноморского войска (он несколько лет работал в Кубанском архиве в Краснодаре)»[70]. К тому же, названный российский ученый специализировался по истории России XVIII–XIX в. (период истории черноморского казачества). Профессор А. В. Предтеченский также был специалистом по российской истории второй половины XVIII–XIX в.[71]

В Казани в семье Голобуцких родился в 1946 г. третий ребенок – дочь Нина[72]. Работа в Казанском университете во всех отношениях удовлетворяла В. А. Голобуцкого[73]. Наверное, и жилищные условия в Казани улучшились, поскольку он жил не в общежитии, а в служебной квартире[74]. Однако ученый, снова как в 1934 г. (когда он поступил в аспирантуру), кардинально меняет свою жизнь и переезжает в Украину – в столицу Буковины – Черновцы. Жизнь и деятельность В. А. Голобуцкого в этом городе составляет следующий период его биографии.

Подводя итоги, отметим, что, несмотря на тяжелые и драматические условия военного времени, В. А. Голобуцкий сумел обработать краснодарские архивные материалы и подготовил докторскую диссертацию. При этом он преподавал в Казанском университете, исполнял научно-организационную работу как заведующий кафедрой, читал лекции коллегам с других факультетов и бойцам советской армии и т. п. В конце-концов, ученый успешно защитил в 1947 г. докторскую диссертацию, выступив с новой концепцией развития капиталистических отношений на окраинах Российской империи, беря за пример рассмотрении обозначенных процессов в Новой Запорожской Сечи и Черноморском казачьем войске. В Казани ученый усовершенствовал свой педагогический дар и лекторское мастерство. При этом, рассмотренный период научной и педагогической деятельности В. А. Голобуцкого остается еще недостаточно изученным, особенно в части, касающейся его научных и личных контактов с коллегами. Углубленное изучение этих аспектов является очень полезным для полноценного воссоздания как интеллектуальной и обыденной биографии В. А. Голобуцкого, так и перипетий историографического процесса в СССР.