Українське козацтво: Мала енциклопедія. – Київ: Генеза; Запоріжжя: Прем’єр, 2002. – 568 с.: іл., карти.
Наши украинские коллеги из Научно-исследовательского института казачества при Запорожском государственном университете сделали великое дело, издав капитальный труд: «Украинское казачество. Малая энциклопедия», целиком и полностью посвященный одному из ярчайших феноменов отечественной истории.
Обстоятельная рецензия А. М. Авраменко на это издание (см. «Культурная жизнь Юга России», 2003, № 2. С. 62-70) избавляет нас от необходимости вновь подробно останавливаться на достоинствах и недостатках концепции, положенной в основу всей работы, проводить критический разбор ее методологических установок и некоторых спорных моментов в самой методике написания статей.
Наш отклик пишется в расчете на то, что он станет дополнительным источником информации для потенциального пользователя энциклопедией. А именно: мы попытались дополнить и уточнить основные статьи на кубанскую и кавказскую тематику. Опытные пользователи обычно такие рецензии подклеивают в конец или начало книги, делая ее составной частью издания.
Авторы считают такой жанр «дополняюще-уточняющей рецензии» очень полезным и в плане потенциального повышения общей культуры последующих энциклопедических изданий, которых и в нашем регионе, и в Украине сегодня готовится немало.
Читатель вправе заподозрить нас, авторов, в стремлении к саморекламе. Дескать, рецензент в таком печатном отклике заведомо ставит себя в научном плане выше всего авторского коллектива, менторски указывая на ошибки и втайне радуясь просчетам коллег. В данном случае это не так. Мы понимаем, что доступный нам уровень компетентности отнюдь не распространяется на всю энциклопедию. Авторы в состоянии более-менее объективно судить лишь о статьях, реалии которых изучались нами более глубоко в связи с нашими собственными профессиональными пристрастиями. При этом мы отдаем себе отчет, что нельзя считать большой нашей заслугой обнаружение тех или иных архивных документов, не имевшихся под рукою у украинских коллег. Просто мы, проживая на Кубани, оказалась территориально ближе к ним, и имели возможность изучить их более тщательно.
Итак, для краткости изложения пропускаем запас комплиментов, которые в нас породило знакомство с энциклопедией, и приступаем прямо к ее позитивной критике.
Неточности нанизываются одна на другую, уже начиная с главки, которая по определению должна быть выверенной до педантичности, а именно: «Как пользоваться энциклопедией», а точнее в приведенных в ней «Неметрических единицах измерения» (с. 10). Здесь указано, что аршин равен 68, 6 см. На самом же деле уже в 16 в. аршин равен 72 см. Столько же в нем и в 17-18 вв. После указа 1835 г. он равен 71, 12 см (28 английским фунтам), или 4 четвертям. Соответственно в книге неправильно указана и величина четверти. На самом деле она равна не 18 см, а 17, 77 см. (1). Не так все однозначно и с саженью. В течение 16-18 вв. в России бытовала сажень в 216 см, и лишь в 1807 г. русская сажень была приравнена к 7 английским фунтам (213, 36 см) – как и указано авторами предисловия (2). Если учесть, что в «Малой энциклопедии» охвачены события нескольких веков украинской истории, становится не ясно, о каких величинах в каждом конкретном случае идет речь. Как видим, они исторически подвижны.
Обратимся к толкованию названия города Азов (с. 11). Ю. П. Князьков выводит его этимологию из татарского слова азак, что значит гирло. Считаем, что автору следовало привести и другие версии, тем более, что одна из них – наименование города по имени половецкого хана – очень распространена в исторической литература. Вот что пишет об этом же В. И. Кулешов: «При захвате Приазовья половцами был убит половецкий князь Азуп, по имени которого, как предполагают, поселение получило наименование» (3). Ему вторит Н. А. Мининков: «В 1067 г. поселение в низовьях Дона было захвачено половцами и названо ими Азув (Азак) по имени одного из своих ханов (4). Полный перечень всех имеющихся на сегодняшний день версий можно почерпнуть из первого тома «Донской казачьей энциклопедии» В. Сидорова (Ростов на Д., 1994. С. 60-65.).
Неверно указаны даты (число и месяц) ранения (10. 07.1788) и смерти (20. 07. 1788) атамана Черноморского казачьего войска Сидора Гнатовича Билого (автор Р. И. Шиян). Сражения с турецким флотом происходили 7, 17 и 18 июня 1788 г. Во второй из указанных дней и был смертельно ранен С. Билый. В рапорте Коша от 17 июня 1788 г. говорится: «Войсковой атаман Сидор Белой чувствительно ранен, так что при крайнем изнеможении находится» (5). В рапорте А. В. Суворову от 19 июня указывается: «… да сего числа Войсковой атаман Сидор Белой умре, о чем вашему превосходительству кош рапортует» (6). В рапорте Г. А. Потемкину о смерти войскового атамана С. Белого также указывается 19 июня (7).
Р. И. Шиян называет С. Белого «кошевым атаманом». Вероятно, следует уточнить, что и сам Сидор Гнатович именовал себя, и в официальных документах его называют «войсковым атаманом». 21 мая 1788 г. он объявил войску («и всем да известно будет»), что «Его светлость князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический сего года минувшего генваря 31-го дня в препровожденном своем в кош верного войска запорожского казаков листе… меня Войсковым атаманом … наименовавши…». Ордер заверен печатью и подписан: «войсковой атаман Сидор Белой». Можно также указать и на завещание атамана, датированное 27 мая 1788 г.: «Я раб божий Сидор Игнатьевич Белой войска верных казаков войсковой атаман…» (8). Впрочем, на бытовом уровне, а также в отдельных документах русских военачальников встречается и «кошевой атаман» как дань привычке и исторической традиции. Но в энциклопедии, конечно же, необходимо придерживаться официального наименования.
Говоря о бродниках (с. 49), следует, очевидно, привести и современную точку зрения на их происхождение и локализацию. Венгерские документы за 1211, 1222, 1227, 1231, 1251, 1252 и 1254 гг. «размещают» бродников в Нижнем Подунавье, где издавна проживали выходцы из юго-западной Руси – «подунайцы» русских летописей. Локализация бродников на Дунае подтверждается и филологически: в южнославянских языках слово бродник имеет значение «матрос», «корабельщик» и «перевозчик», глагол «бродить» означает медленное передвижение, хождение по воде, ловлю неводом рыбы, плавание на корабле. Такое толкование показывает географическую привязку самого понятия бродничества к дунайскому ареалу (9).
Очень хочется внести уточнения в статью об историке казачества В. А. Голобуцком (с. 108, автор С. Р. Лях), ибо без этого будет не понятна связь между его учебой в Северо-Кавказском университете (Ростов-на-Дону) и архивами Черноморского казачьего войска, хранящимися в Краснодаре. А связь есть: с 1925 г. В. А. Голобуцкий живет на Кубани, работает избачем в адыгейском ауле Пчегатлукай, потом учится на естественном факультете Краснодарского пединститута, откуда и переводится затем в Ростов. Но это было еще не окончательное прощание с Кубанью. В 1937 –1940 гг. он заведует кафедрой истории Краснодарского пединститута. Уезжая в Ленинград, оговаривает себе право на годичную работу в Краснодарском архиве. Именно в эти три-четыре года им собраны уникальные материалы, ставшие основой для написания таких капитальных работ, как «Черноморское казачество», «Запорожское казачество» и др. (10).
Подробной статье об украинском живописце И. С. Ижакевиче (с. 189, автор И. М. Ласка) не хватает упоминание о довольно тесных связях художника с кубанским казачеством. Он не только участник ежегодных выставок, проходивших в Екатеринодарской картинной галерее им. Ф. А. Коваленко, бескорыстный даритель своих картин, пополнивших собрание этого широко известного художественного музея. Ижакевич со своей артелью расписал нижние пределы Екатерининского собора – одного из главных храмов казачьей столицы, который продолжал работу даже в годы самых страшных гонений на церковь. Эти фрески, хотя и в плачевном состоянии, сохранились до сих пор, ибо подвалы собора в годы советской власти использовались как помещения для склада горторговли и типографии… управления культуры. А бесценные творения лаврских художников советскими культуртрегерами были грубо замазаны известью и расчищены кустарным способом лишь недавно. Упомянуть о них следует хотя бы для того, чтобы привлечь к их судьбе внимание историков, искусствоведов и реставраторов (11).
Ряд уточнений потребует статья о такой популярной на Кубани личности, как А. А. Головатый (с. 108-109, автор Р. И. Шиян). Первые страницы его биографии просматриваются с трудом – сплошные лакуны. Кубанские историки годом его рождения называют по своему усмотрению 1732 и 1744. Но документальных свидетельств в пользу первой или второй даты нет.
Р. И. Шиян
пишет, что за храбрость, проявленную при взятии крепостей на о. Березань, а
также Тульча, Исакча, Килия, Измаил, А. Головатый был награжден орденом св.
Владимира и Измаильским крестом. Но Измаильского креста на самом деле у Антона
Андреевича не было, да и быть никак не могло. Ряд документов середины 90-х гг.
ХУIII в. войсковой судья подписывал, указывая свои награды: «… верного
войска черноморского войсковой судья… и орденов с-го равноапостольного князя
Владимира третьей степени и с-го великомученика и Победоносца Георгия
четвертого класса кавалер». Сохранились описи имущества А. Головатого,
составленные после его смерти. В них упоминаются только георгиевский и
владимирский кресты. По данным войскового правительства на октябрь 1798 г. т.е.
почти через два года после смерти А. Головатого, никто из казаков Черноморского
войска креста за взятие Измаила не получал. А сам Головатый и не имел права на
получение Измаильского креста. Согласно Положению, крест за штурм Измаила (как
и кресты за взятие Очакова, Праги) вручался только тем офицерам, которые не
удостоились награждения орденом (в госархиве Краснодарского края хранится
отпечатанный типографским способом указ Екатерины II, но вполне достаточно
ознакомиться с ним в любой обстоятельной работе по фалеристике). Головатый, как
известно, получил за Измаил св. Владимира 3-й степени. О портрете А.
Головатого, где он изображен с крестом, нам хорошо известно, этой проблеме
посвящены отдельные статья кубанских исследователей (12).
Р. И. Шиян
утверждает, что в 1796 г. А. Головатый с двумя полками и казачьей флотилией
принял участие в персидском походе. Но ни о какой никакой казачьей флотилии в
документах нет и речи. Черноморцев предполагалось использовать пешими и
конными, для чего им были выданы казенные пики. Несли они службу и на судах
Каспийской флотилии (но она не был казачьей). Кошевым атаманом Черноморского войска
Головатый не был, как утверждает автор, так как указ Павла I о
назначении его «войсковым атаманом» Антона Андреевича не застал в живых. Умер
Головатый 28 января 1797 г., а на следующий день он был похоронен со всеми
положенными по рангу почестями на полуострове Камышевань (а не на острове Сары,
как утверждает предыдущий рецензент А. М. Авраменко, и тем более, не в
Екатеринодаре, как указано в энциклопедии).
И еще: в статье
о Головатом почему-то ни слова не сказано о его литературной деятельности.
Правда, до нас дошли только две написанные им песни, но зато какие! Значение их
переоценить невозможно. Во-первых, созданы они были на народном украинском
языке за десять лет до «Энеиды» П. И. Котляревского и считаются
провозвестниками новой украинской литературы. Во-вторых, обе песни стали
народными, а «Ой, годі нам журитися…» более ста лет являлась
неофициальным гимном Черноморского, а потом Кубанского казачьих войск.
На статье
«Кинжал» (с. 206, автор В. В. Задунайский) стоит остановиться поподробнее. Так
автор утверждает, что тип кинжала Черноморскому казачьему войску был утвержден
во время перехода в 1840-41 гг. на новую форму
(черкеска, папаха, башлык, бешмет и узкие шаровары). Но в форменной
одежде 1840-42 гг. еще нет черкески, а есть «мундир», действительно, чем-то
напоминающий черкеску. Но это именно мундир с обшлагами, тесьмой, галунами,
эполетами, погонами и т.п. Если быть точным, то не было тогда в утвержденном
описании и бешмета, а есть ахалук (хотя это и одно и тоже). Башлык же не
полагался вообще. Узкие шаровары в форме брюк введены в Черноморском войске еще
в 1816 г. Кинжал для нижних чинов и офицеров Черноморского войска был утвержден
в 1840 г. (он так и называется -
образца 1840 г.). И носили его не только строевые нижние чины, но и не
строевые. Писари, к примеру, любили щеголять кинжалами с рукоятками из
слоновьей кости.
Далее автор
делает совсем удивительное открытие. Отличие казачьего кинжала от кавказского
он видит в том, что у первого головка и основание рукоятки одной формы. Но в
высочайше утвержденном описании обмундирования и вооружения Черноморского
казачьего войска 1840, 1841 и 1842 гг. указано: «кинжал черкесский». И
действительно, черкесы в это время употребляли кинжалы с рукоятью, по форме
напоминающей римскую единицу. В оружиеведении при описании подобных кинжалов
употребляется иногда выражение – «рукоять старого типа».
Орнамент,
которому автор уделил так много внимания, официально, не утверждался. Прибор ножен и эфеса заказывали у разных
мастеров, поэтому он был различным и служить каким-то маркером не может. Размер
клинка В. В. Задунайский определил в 43 см. На самом деле 42-43 см. - это общая
длина кинжала, а размер клинка в пределах 30,5 – 31,5 см. И совсем удивил автор, наделив казачий
клинок двумя долами. Да нет же, клинок был ромбического сечения, гладкий, без
дол. Кинжалы подобного типа встречаются и с долами, но это не казачий образец.
Рискнем предположить, что автор, видимо, не внимательно изучил рисунки в книге
Э. Г. Аствацатурян «Оружие народов Кавказа» (М, 1995. С. 37). Вызывает
недоумение ссылка в «Литературе» на
данную тему на стр. 9-86, это же полкниги. Этих ошибок автор легко мог избежав,
ознакомившись со специальной научной литературой по данному вопросу (13).
Большинство
статей по оружию в «Малой энциклопедии» написаны вполне грамотно, но
рецензентов все время не оставляет чувство неудовлетворенности. Ведь почти все
они общего характера: алебарда, аркебуза, бердыш, фитильный замок, кремневый
ударный замок, колесцовый замок, шомпол и т. д. Вся привязка к казачеству, как
правило, осуществляется одной фразой: «була на озброєні в
українських козаків”. Особенно удивляет список использованной и рекомендуемой литературы.
Видимо, главный авторитет для авторов – В. Н. Попенко с его популярной (а не
строго научной) книжкой «Холодное оружие» (М., 1996).
Энциклопедическая
статья – не место для этимологических дискуссий, но все-таки не удержимся от
указания, что автор статьи “Кіш” (О. Л. Олийник) выбрал
версию ученых ХIХ в., далеко не единственную и, главное, не самую
приоритетную (14).
Очевидно,
опечаткой в написании даты, а не плохим знанием истории вопроса объясняется
путаница в статье С. Ф. Плецкого «Клейноды» (с. 210-211). В ней утверждается, что «в 1811 г.
старший (это что еще за должность такая? - авторы) Кубанского казачьего войска
обратился к царю с просьбой передать кубанцам клейноды Запорожской Сечи, которые
хранились в Эрмитаже, Артиллерийском музее и Преображенском соборе. Но ему было
отказано». Скорее всего, речь идет о событиях, которые произошли веком позже (в
1811 г. Кубанского казачьего войска еще просто не существовало). А именно о
письме атамана Кубанского казачьего войска от 22 декабря 1910 г. к председателю
Русского военно-исторического общества. В ответ на него была получена
«Ведомость предметам, хранящимся в Спасо-Преображенском всей гвардии Соборе»
(15).
Особенно обидны
неточности в таком ключевом для энциклопедии слове, как «казак» (с. 15). Так
автор (Ю. А. Мицик) ссылается на некий турецко-арабский словарь, созданный в
Египте в 1271 г., который трактует термин «казак» в значении «вольный,
вооруженный человек». В этом утверждении сразу несколько ошибок. Во-первых,
словарь не турецко-арабский, а тюрко-арабский (а еще точнее:
половецко-арабский). Во-вторых, изданный в Лейдене («Лейденская рукопись»)
голландским ученым М. Хоутсма в 1894 г. словарь во всей научной литературе
датируется либо 1245 г., либо 1244 (реже), но никак не 1271. Кыпчакское слово
«казак» в этом словаре означает «бездомный, бесприютный, скиталец, изгнанник»,
что и близко не похоже «на обзброену людину» (16).
Несколько
подробнее остановимся на статье «Кубанское казачество» (с. 278-279).
Неточностей и здесь предостаточно. Не вполне корректно, например, утверждение
автора (Л. М. Маленко) об объединении запорожских казаков в Черноморское казачье
войско. Последнее представляло качественно новое образование, нежели войско
Запорожское. Да, по распоряжению Г. А. Потемкина от 20 августа 1787 г. началось
формирование команд из казаков «служивших в бывшей Сечи Запорожской». Но первые
итоги набора оказались явно не удовлетворительными, и уже 12 октября
последовало разрешение набирать в войско всех желающих из свободных людей. В
войско тысячами записывали крестьян Екатеринославского наместничества. В конечном
счете, бывшие запорожцы оказались в явном меньшинстве, что легко можно
подтвердить документами Войскового правительства. Л.М. Маленко утверждает, что
«в соответствии с указами Екатерины II от 30.6. и 1.7.1792 г.
Черноморскому войску передавались «в вечное владение Фанагорийский полуостров и
земли на правом боку Кубани». Но никакого Указа Екатерины II от 1
июля в природе не существует. Есть ее именной указ Сенату от 30 июня 1792 г. и
две жалованные грамоты, датированные 30 июня и 1 июля 1792 г. Этими документами
казакам жаловался не «Фанагорийский полуостров», а «остров Фанагория» (в то
время он действительным был и назывался островом).
Количество
переселенцев на Кубань в 1792-1793 гг. автор указывает в 25 тысяч человек
обоего пола. Вероятно, эта цифра заимствована из трудов дореволюционных
кубанских историков. Но она не соответствует документам. Судя по рапортам
командиров, возглавлявших колонны переселенцев, к сентябрю 1793 г. на Кубань
переселилось примерно 13 тысяч человек. Осенью подошел еще один отряд под
командованием полковника А. Шульги и хорунжего Орлова (несколько десятков
человек), что на общую численность почти не повлияло.
Лишь как
некритическое следование легенде можно воспринимать утверждение Л.М. Маленко о
том, что высшей властью в Черномории в первое десятилетие после переселения
была войсковая рада. Сбор рады юридически противоречил высочайшей грамоте от 30
июня 1792 г. и «Порядку общей пользы» от 1 января 1794 г., который войсковую
Раду фактически отменил. Вот почему ни
одного документа (!), подтверждающего действительный созыв рады, в кубанском
архиве не обнаружено, хотя на сегодняшний день отработаны все архивные фонды
конца 18- первой четверти 19-го вв. Данью традиции представляется утверждение
автора, что первые атаманы Черноморского казачьего войска избирались, а с 1802
г. назначались царем (кстати, а кого именно «назначали» в этом году?). На самом
деле все они назначались, первые два – Г. А. Потемкиным, а, начиная с А. А. Головатого
(1797 г.), – царем (так следует из документов).
Очень хочется
«заступиться» и за нашего знаменитого писателя и атамана Я. Г. Кухаренко. Биография его
изучена вдоль и поперек, в 90-е гг. ХХ в. трижды проводились Кухаренковские
чтения (17), посвященные прояснению спорных моментов жизни и деятельности
великого кубанца, а потому обидно видеть в статье о нем (с. 284) всевозможные
неточности. Большинства из них можно было бы избежать, имей автор (Л. М. Маленко) возможность
вовремя познакомиться с соответствующими материалами (18). Из них она узнала
бы, что Я.Г. Кухаренко был не наказным атаманом, а исполняющим обязанности
наказного атамана Черноморского казачьего войска. И было это не в 1852-56 гг.
как она утверждает, а в 1852-1855. Что родился он не в станице Медведовской
(тогда станиц, кстати, еще не было), а в родовом хуторе в юрте Переясловского
куреня, на месте нынешней станицы Батуринской. Что похоронен он был
первоначально не возле войскового собора, а на загородном кладбище.
Перезахоронение к стенам собора в семейную усыпальницу состоялось лишь в 1895
г. Она бы узнала и о других произведениях Я. Г. Кухаренко, кроме перечисленных в статье,
обнаруженных и опубликованных кубанскими исследователями уже в наши дни.
К сожалению,
даже о тех сочинениях Я. Г. Кухаренко, которые ей были известны, сказано вскользь, даже без
названий. Более всего обидно за «Исторические записки о Войске Черноморском»
(1836 г.), создававшиеся в соавторстве с есаулом А. М. Туренко (но под общим
руководством Я.Г. Кухаренко). Ведь по существу это одна из первых исторических
работ, целиком посвященных Черноморскому казачьему войску.
Возникают ошибки помимо прочего и из-за
того, что Л. М. Маленко (впрочем, как и другие авторы энциклопедии) характеризует
некоторые печатные источники, будучи явно с ними незнакомой de visu. Вот она пишет, что двадцатилетняя дружба Кухаренко
и Шевченко породила интересную и содержательную переписку между ними. «Со
временем их письма частично были опубликованы в журналах
«Основа», «Зоря» и екатеринодарской газете «Кубанские областные ведомости».
Все, кто лично держал указанные источники в руках, знают, что там опубликованы
не «их письма», а письма одного Т. Шевченко, причем в «КОВ» письма Кобзаря
напечатаны полностью. Письма же Кухаренко к Шевченко опубликованы сначала с
цензурными купюрами в «Киевской старине» в 1897 г., а затем полностью в
академическом издании «Листи до Шевченка» (Киев, 1962).
И опять о
географии, с которой у Л.М. Маленко нелады. В пьесе «Чорноморський побит на
Кубані між 1794 і 1796 рр.», утверждает она, Кухаренко якобы «показал казацкую
среду, характер и обычаи населения украинского Причерноморья». От
улыбки не удержаться. Совершенно очевидно, автор путает историческую территорию
на Кубани, называющуюся Черноморией и располагающуюся на правом берегу Кубани,
с Причерноморьем - левый берег Кубани,
где жили вовсе не украинцы, а черкесы и турки. Кстати, действие кухаренковской
пьесы происходит в с. Видном, которое
сегодня называется станицей Елизаветинской и входит в городскую черту
Краснодара. А Краснодар (в прошлом Екатеринодар), напомним, находится на правом
берегу Кубани, действительно, в Черномории, почти в самом центре края, а вовсе
не на берегу Чорного моря. До ближайшего Черноморья от него добираться два часа
на автобусе, а в казачью старину на быках – добрых два дня пути.
И, учитывая, что
один из рецензентов считает себя отчасти книговедом, укажем на некорректность
утверждения Л.М. Маленко, что пражское издание сочинений Я.Г. Кухаренко
является «переизданием» киевской книжки 1880 г. Правильнее было бы говорить,
что киевское издание положено в основу пражского, но не является его
повторением. Во-первых, первая книга казачьего литератора выходила в условиях
притеснений украинского языка и напечатана «ярыжкою» (русским шрифтом), так как
национальная украинская графика была под запретом. В пражском варианте эта
историческая несправедливость устранена. Во-вторых, для пражского издания
написаны оригинальные предисловия и послесловия (бывшим атаманом ст. Полтавской
Г.В. Омельченко). В третьих, в него включена поэма «Харько, запорозький кошовий»,
которая в то время ошибочно приписывалась Я.Г. Кухаренко, хотя на самом деле ее
автором был другой кубанец - Я. С. Мишковский. Так что издания эти вовсе не
идентичны.
Повторимся,
многих из указанных ошибок удалось бы избежать, будь украино-кубанское научное
сотрудничество после распада СССР более тесным. Но… украинские библиотеки не
проявляют должной инициативы для получения малотиражных кубанских научных
изданий, а кубанские принципиально не приобретают украинские книги. Формально
они правы, ведь закон 1932 г., официально запрещающий украинский язык на
Кубани, до сих пор официально не отменен. Вот и приходится вести печальный
подсчет недоразумений.
Однако продолжим
дальнейшее чтение «малой энциклопедии» украинского казачества глазами их
«кубанских родычей». Вот чрезвычайно
занимающая нас статья «Пластуны» (с. 384). Определение пластунов как «казаков-пехотинцев
Черноморского, а в 19 и начале 20 вв. – Кубанского казачьего войска», конечно,
встречается в различных, в том числе энциклопедических изданиях. Но это всего
лишь перманентно кочующая неточность. Пластуны несли службу и в конных и в
пеших частях. С 1842 г., как справедливо указывает автор (С. Ф. Плецкий)
штатные команды пластунов в количестве 60 человек имелись в каждом из 9 пеших
батальонов и 12 конных полков Черноморского войска. Пластуны конных полков
имели лошадей и часть своих обязанностей выполняли в конном строю. И только в
бою, выступая в роли застрельщиков, действовали в пешем строю. К слову сказать,
в большинстве стычек с черкесами конные черноморские казаки предпочитали
спешиваться и вести бой на дистанции ручным огнестрельным оружием. У линейных казаков, по сведениям Ф. А. Щербины,
пластунами называли едва ли не самых выдающихся наездников.
Не согласны мы и
с утверждением автора о том, что в 1870 г. пехотные батальоны ККВ были
переименованы в пластунские. По приказу главнокомандующего Кавказской армией с
1866 г., в связи с предполагаемым упразднением пеших батальонов, их личный
состав частично пошел на пополнение конных полков. При этом в них были
сформированы пешие пластунские команды. Два пеших пластунских батальона в
составе ККВ (под номерами 1 и 2) были образованы согласно Положению о воинской
повинности и содержании строевых частей войска 1 августа 1870 г. (19).
Вероятно, не
стоило О. Л. Олийнику отправлять П. А. Текели на пенсию сразу же после
разрушения им в 1775 г. Сечи. Читатель невольно уловит здесь несуществующую причинно-следственную
связь. В 1787 г., согласно послужному списку, П. А. Текели в чине
генерал-поручика был направлен на Северный Кавказ, где вступил в командование
Кавказским корпусом. Вскоре повышен до генерал-аншефа. В отставку вышел в 1789
г. По данным Военно-энциклопедического лексикона, уволен от службы согласно его
прошению и старости лет, но при этом, в награду его заслуг, было повелено сохранить
ему все получаемые на службе оклады (20).
Не можем мы не остановиться на статье, посвященной З.А.
Чепиге. Р. И. Шиян приводит лишь один вариант написания его фамилии и два
варианта имени: Захар и Захарий. На самом деле в документах той поры мы имеем
следующие варианты написания фамилии: Чепига, Чипига, Чепега (Как правило,
через «ять» и гораздо реже - через «е»), Чепуга, Чапега (последний вариант – надпись
на его личном пистолете). Более того, в
ряде документов периода Запорожской Сечи и первых месяцев существования
Черноморского казачьего войска его именуют Харитоном. Годом рождения в статье
указан 1725-й. Большинство кубанских историков предпочитает 1726-й. Но
документальных свидетельств, по-видимому, нет ни у кого.
Автор повторяет
известную нам версию о том, что З. Чепига происходит из старинного казачьего
рода Кулишей. Но сотрудники Государственного архива Краснодарского края, готовя
к изданию биографии атаманов, обнаружили документ, свидетельствующий о том, что
родная сестра З. Чепиги – Дарья была замужем за крепостным крестьянином
Кулишом, принадлежавшим помещику Полтавской губернии майору Левенцу. Совсем
недавно появилась версия об албанском происхождении З. Чепиги, но источник
нуждается в проверке.
Спорным представляется «провозглашение» З. Чепиги кошевым
атаманом (документов на этот счет не имеется). Сам Захарий Алексеевич в ордере
А. А. Головатому от 5 июля 1788 г. откровенно писал: «Его Светлость… князь
Григорий Александрович Потемкин – Таврический определил меня в войско верных
казаков Войсковым атаманом…». Далее он
сообщал, что на это у него имеется открытый лист от 3 июля, и рекомендовал известить
о своем назначении всех казаков. Сам Г. А. Потемкин 5 июля в письме к императрице
сообщил: «… я на место сего почтенного старца (С. И. Белого – авторы) препоручил
правление коша секунд-майору Чепеге, старшине весьма исправному и
усердному».
Что касается Измаильского креста, полученного якобы З.А.
Чепигой, то здесь ситуация, как и
случае с А.А. Головатым. За штурм знаменитой крепости З. Чепига получил
орден св. Георгия 3-й степени и потому не имел права на получение золотого
Измаильского креста. Сохранилось подробное описание похорон атамана. На подушке
перед гробом несли его награды, указанного креста среди них не было. Нет
никаких свидетельств и о награждении Чепиги золотым оружием. В том же описании
похорон указано, что на крышке гроба несли две сабли – «жалованную царскую и
гетманскую». «Гетманскую» саблю подарил З. Чепиге 14 апреля 1790 г. князь Г.А.
Потемкин. «Осыпанную дорогими каменьями саблю» атаман получил в подарок от Екатерины
II летом 1792 г. Обе сабли жалованные, а не наградные (золотое оружие
входило в наградную систему) (21).
И последнее: если быть точным, З. Чепигу не могли
похоронить, как пишет автор, в Екатеринодарском соборе, поскольку он еще не был
построен. Войсковой писарь Т. Котляревский сообщал А. А. Головатому: «16 числа
тело его похоронили в крепости посредине назначенного для соборной церкви
места». После возведения собора могила атамана оказалась под его полом, и о ней
(как и о других) впоследствии забыли.
Не можем мы обойти вниманием и концептуальную для нас статью
«Черноморское казачье войско» (с. 543-544, автор Р. И. Шиян). Вопреки утверждению автора, в указе
Екатерины II от 14 января 1788 г. нет ни слова о «сотворении
«Войска верных казаков» (22). Далее, по нашим данным, войско верных казаков
названо Черноморским не 20 апреля 1788 г., а в ноябре-декабре того года. А.В.
Суворов не «привез», а «передал» казакам клейноды от Екатерины II и
Потемкина, причем ордер, с которыми он их послал, датирован 27 февраля, а не 13
мая (как в статье) 1788 г.
За неимением
места не будем спорить с автором о строевом составе и вооружении Черноморского
казачьего войска периода войны 1787-1791 гг. Прокомментируем лишь его
утверждение о том, что до 1820 г. основная масса казаков не имела
унифицированного обмундирования и одевалась по старой запорожской традиции.
Форменная одежда для казаков высочайше утверждена 11 февраля 1816 г. Другой
вопрос, что большинство казаков «кто по бедности, по беспечности» еще долго не
обряжалось в образцовые мундиры и
носило свою повседневную одежду – кобеняки и свиты (основная плечевая верхняя
одежда восточных славян).
Требует
комментария датировка начала Кавказской войны 1810 годом (какое именно событие
взято авторами энциклопедии за начало отсчета).
Вызывает
оскомину и повторение в статье распространенной ошибки об участии «пластунских» батальонов Черноморского
казачьего войска в Крымской войне. Таких батальонов тогда еще просто не было
(созданы в 1870 г.). В войне же участвовали 2-й и 8-й пешие
батальоны, имевшие, как и прочие батальоны и конные полки, штатные пластунские
команды. По некоторым, нуждающимся в проверке источникам, численность этих
команд была перед отправкой на фронт удвоена.
Очень не повезло в «Малой энциклолпедии» кубанским историкам
запорожского и черноморского казачества. Двое из них – зачинатели этой темы –
И.Д. Попка и П.П. Короленко – вообще не
представлены в нем отдельными статьями. И это удивительно. Ведь труд И. Д.
Попки «Черноморские казаки в их гражданском и военном быту», вышедший в
Петербурге в 1858 г., считается классическим и в свое время выдвигался на
соискание Демидовской премии. Рецензию на эту книгу в украинском журнале «Основа»
поместил сам Н. Костомаров. И.Д. Попка пробовал свои силы и в поэзии,
опубликовав в тифлисской газете «Кавказ» поэму «Воспоминания пластуна» (23).
Второй из
названных ученых – архивариус войскового архива Кубанского казачьего войска П.
П. Короленко – является автором трех десятков капитальных трудов по истории
украинского казачества. Среди них: «Черноморцы» (СПб, 1874), «Черноморские
казаки. Исторический очерк политической и общественной жизни с 1775 по 1842 г.»
(Киев, 1877), «Атаманы бывшего Черноморского казачьего войска» (1891),
«Черноморское казачье войско (1775-1792 г.)» (1892), «Материалы по истории
войска Запорожского из дел Харьковского исторического архива» (1896), «Древние сведения о Межигорском монастыре»
(1898), «Кошевые атаманы Черноморского казачьего войска ХУIII
столетия» (1902), «Предки кубанских казаков на Днепре» (1901), «Головатый,
кошевой атаман Черноморского казачьего войска» (1905), «Церковные древности
кубанских казаков» (1905), «Клейноды Черноморских
казаков» (1912), «Петр Дорошенко: Гетман Заднепровской Украины и присоединение
всей Украины к Московскому государству» (1912), «Борьба украинских гетманов с
поляками» (1912) и другие. Их значение никогда не потускнеет хотя бы уже
потому, что написаны они на уникальном архивном материале, который из-за
военных катаклизмов ХХ столетия к нам в оригинальном виде почти не дошел. Так
что книги кубанца приобрели в итоге значение первоисточника (24).
Словарь выделил из всей славной когорты кубанских историков
одного Ф. А. Щербину (с. 560), автора двухтомной «Истории Кубанского казачьего
войска» (1911-1913). Статья подробная и, можно сказать, обстоятельная, хотя и с
досадными неточностями. Так уже в первом предложении утверждается, что Щербина
– «автор стихотворных поэм «Черноморцы» (1919) и «Богдан Хмельницкий» (1929)».
Как много порой можно напутать всего лишь в пяти словах. В 1919 г. Щербина
опубликовал в газете «Вольная Кубань» свою знаменитую поэму «Петро-Кубанец».
Неопубликованные же до сих пор «Черноморцы» создавались уже в эмиграции. По
словам самого Ф.А. Щербины, он сочинял эту поэму в поезде, едучи из Праги на
лекции в Подебрадскую хозяйственную академию, профессором которой он был. Ну а «Богдан Хмельницкий» - это вообще пьеса,
а не поэма.
Кстати о Подебрадской хозяйственной академии. Ф.А. Щербина
поступил в нее профессором в 1921 г., т. е. годом раньше, чем в Украинский вольный
университет. Тем не менее, и кубанские, и украинские историки, а вслед за ними
и автор статьи в энциклопедии Л. М. Маленко упорно переставляют эти события в
обратном порядке. Объясняем для себя этот феномен лишь инерцией некритического
переписывания фактов друг у друга.
Да и вообще, как-то очень невнятно написано о работе Щербины
в эмиграции. Вот в ней утверждается, что «в эмиграции Щербина опубликовал работу
«Законы эволюции и русский большевизм» (1922), курс лекций в УВУ и УГА
«Статистика. Історія статистики і статистичних установ” (1925),
“Еволюційні переміни в ідеології статистики” (1927). А в конце следующего абзаца
утверждается, что по истории Кубани и казачества “в эмиграции Щ. напечатал
только статьи «Кубань в прошлом и настоящем, история и настоящее Кубани» (1927)
и «О деятельности кубанцев в ЧСР» (1927). (Очевидно, имеется в ввиду работа «О
деятельности Общества кубанцев в ЧСР», которое возглавлял
Щербина). Но почему же только эти? А как же известная статья 1928 г. «Факты
казачьей идеологии и творчества»? А
отдельно изданная книжечка «Казачьи герои и подвижники» (1931)? А печатавшиеся
в братиславском журнале «Казакия» из номера в номер в течение долгих шести лет
(1934-1939) воспоминания Ф.А. Щербины
«Пережитое, передуманное и осуществленное» (первый из четырех томов) –
ценнейшее свидетельство о быте, традициях кубанского казачества второй половины
19 в.? (25).
Требует уточнения и утверждение автора о судьбе
заключительных томов главного исторического сочинения Щербины. Л. М. Маленко пишет:
«Планам исследователя продолжить работу над третьим и четвертым томами «Истории
Кубанского казачьего войска» не суждено было сбыться». На самом деле работа над
ними не прервалась даже в гражданскую войну. В 1919 г. Кубанская Рада
специально рассмотрела вопрос об ассигновании средств ученому на окончание этой
работы. Уезжая в эмиграцию, Щербина спрятал написанный вчерне третий том и
подготовительные материалы к четвертому в тайнике своего джанхотского имения,
рассчитывая на скорое возвращение. В 1928 г. он просил вернувшегося в СССР
бывшего члена Рады Савву Крикуна разыскать
эти рукописи и переслать ему в Прагу «за любые деньги».
Завершая свой критический разбор, хотели бы обратить
внимание еще на одно несоответствие, связанное с рекомендованной в конце каждой
статьи литературой. Увы, но порой указанные там издания либо вовсе не имеют
отношения к изложенной в основном разделе концепции, либо частично или даже
полностью противоречат ей. Еще хуже, когда предлагаемая книга вообще никакого
отношения к затронутой проблеме не имеет. В солидных энциклопедических
издательствах этот недостаток нивелируется путем содержания большого и
дорогостоящего библиографического отдела, перепроверяющего информацию о каждой
книге. Но ля сегодняшних издательств это, к сожалению, недозволительная роскошь.
Хочется верить, что наши замечания будут учтены при
переиздании малой энциклопедии «Украинского казачества», которое, как нам
известно, произойдет в недалеком будущем.
Источники и литература:
1.
Пронштейн
А.П., Кияшко В. Я. Вспомогательные исторические дисциплины. М., 1973. С. 46-47.
2.
Каменцева
Е. И., Устюгов А. В. Русская метрология. М., 1975.
3.
Кулешов
В. И. В низовьях Дона. М., 1987.
4.
Мининков
Н. А. Донское казачество в эпоху позднего средневековья (до 1671 г.).
Ростов-на-Дону, 1998. С. 68.
5.
Государственный
архив Краснодарского края (ГАКК). Ф. 249. Оп. 1. Д. 21. Л. 1.
6.
Там
же. Л. 2.
7.
ГАКК.
Ф. 249. Оп. 1. Д. 6. Л. 30.
8.
Фролов
Б. Е. Правовой статус атаманов Черноморского казачьего войска в конце ХУIII в.
// Дворяне Северного Кавказа в историко-культурном и экономическом развитии
региона /Науч. ред. В. К. Чумаченко. Краснодар, 2002. С. 27-28.
9.
Аверин
И. «Те, которые презирают смерть» // Родина. 1997. № 9. С. 34-36.
10.
Ратушняк
В. Н. В. А. Голобуцкий – советский исследователь истории черноморского
казачества // Проблемы историографии и культурного наследия народов Кубани
дореволюционного периода. Краснодар, 1991.С. 99-107.
11.
Екатеринодар-Краснодар.
Два века города в датах, событиях, воспоминаниях… Материалы к Летописи. Краснодар, 1993. С. 343.
12.
Котричева
В. Г. Портреты войскового судьи А. А. Головатого // Музейный вестник.
Краснодар, 2001; Фролов Б. Е. Награды З. А. Чепеги и А.А. Головатого // Дворяне
в истории и культуре Кубани. Краснодар, 2001.
13.
Историческое
описание одежды и вооружения российских войск. Ч. 6. СПб, 1890; Ч. 18. СПб,
1902; Кулинский А. Н. Холодное оружие русской армии и флота. Ленинград, 1988;
Фролов Б. Е. Оружие кубанских казаков. Краснодар, 1999; Матвеев О. В., Фролов
Б. Е. Очерки истории форменной одежды кубанских казаков (конец ХУIII –
1917). Краснодар, 2000.
14. См.: Этимологический словарь русского языка. Т. 2. М., 1982; Сорокалетов Ф. П. История военной лексики в русском языке. Л., 1970; Гаджиева Н.У. Тюркоязычные ареалы Кавказа. М., 1979; Плетнева С.А. Кочевники средневековья. М., 1982; Тюркизмы в восточнославянских языках. М., 1974 и др.
15. Савчук Ю. Из истории
запорожских клейнодов //Кубань: проблемы культуры и информатизации. 1998. №2.
С. 21.
16. Благова Г.Ф.
Исторические взаимоотношения слов «казак» и «казах» //Этнонимы. М., 1970.
17. Кухаренковские чтения /
Науч. ред. В.К. Чумаченко. Краснодар, 1994; Вторые кухаренковские чтения /
Науч. ред. В.К. Чумаченко. Краснодар, 1996; Третьи кухаренковские чтения /
Науч. ред. В.К. Чумаченко. Краснодар, 1999.
18. Чумаченко В.К. Я.Г.
Кухаренко – писатель, историк и этнограф // Кубань: проблемы культуры и
информатизации. 1999. №4. С. 27-28.
19. Фролов. Б.Е.
Черноморские пластуны //Проблемы историографии и истории Кубани. Краснодар, 1994. С. 95-109.
20. Военно-энциклопедический
лексикон. СПб, 1857. Т. 12.
21. Фролов Б. Е. Наградное и
жалованное оружие первых атаманов Черноморского казачьего войска // Проблемы
развития казачьей культуры. Майкоп, 1997.
22. ПСЗ. Т. ХХII. СПб,
1830. Ст. 16605.
23. Чумаченко В.К. И.Д.
Попко как литератор //Памяти Ивана Диомидовича Попки: из исторического прошлого
и духовного наследия северокавказского казачества / Науч. ред. О.В. Матвеев.
Краснодар, 2003. С. 27-37.
24. Чумаченко В.К.
Историко-литературное наследие П.П. Короленко // Дворяне в истории и культуре
Кубани / Науч. ред. В.К. Чумаченко. Краснодар, 2001. С. 139-149.
25. Чумаченко В.К. Ф.А. Щербина:
годы эмиграции (1920-1936) // Первые кубанские литературно-исторические чтения
/ Науч. ред. В.К. Чумаченко. Краснодар, 1999. С. 22-26.