Е.Н. Колесникова, В.Т. Новиков О книгах Агафонова и Галушко, посвященных казачьим войскам Российской империи
Главная | Рецензии
 использование материалов разрешено только со ссылкой на ресурс cossackdom.com

Е.Н. Колесникова,
В.Т. Новиков
(Санкт-Петербург)

О книгах Агафонова и Галушко, посвященных казачьим войскам Российской империи

За последнее столетие в исторической науке по ряду причин наблюдался крен в сторону искажения или умолчания места и роли казачества в развитии Российского государства. Уже в начале XX века под влиянием общественного нигилизма, духовного брожения и культурно-эстетического декаданса, были предприняты попытки формирования в общественном сознании мифологизированного образа казака как малокультурного вояки-опричника.
В дореволюционные годы насаждение этого штампа оказалось не слищком
удачным - помешала 1-я Мировая война, когда беззаветная храбрость и высокая степень военно-тактического искусства казаков заставили приумолкнуть их хулителей. Образ казака в народном представлении продолжал оставаться овеянным ореолом романтического героизма (об этом свидетельствуют фольклор и лубочное искусство) и даже либеральная пресса вынуждена была это констатировать (см. об этом статью В.Славенон в 7-м "Вестника Европы" за 11915 г., стр.99-101), не говоря уже о патриотически настроенной части интеллигенции (см., например, стихотворение Николая Гумилева "Смотрите, вот гусары смерти...").
Но, несмотря на положительный аспект в формировании образа казака, это время также способствовало углублению крена в восприятии казачества лишь как военного сословия, без учета всей совокупности этно-социальных, правовых, духовно-нравственных и культурных его особенностей. В массовом общественном сознании закрепился определенный типаж казака-вояки с положительным или отрицательным содержательным наполнением. Чего нельзя сказать о профессиональных историках и статистиках, которые продолжали составлять летопись жизнедеятельности казачества во всем ее объеме (см., например,"Сборники правительственных распоряжений по казачьим войскам", издававшиеся с 1865 по 1916 гг., книгу М.Хорошхина "Казачьи войска", СПб,1881г., а также работы И.Краснова, Н.Краснова, Ф. Щербины и др.).
Военному аспекту казачьей жизни посвящались узко специализированные ведомственные работы (см.,например, справочники императорской Главной
Квартиры.)
В настоящее время, когда появилась возможность возрождения казачества, необходимо учитывать основные исторически сложившиеся идеологические
тенденции для того, чтобы не превратить это начинание в саморазрушающийся фарс. Очевидно, что во всем прежнем социально-государственном объеме восстановление казачества сейчас по ряду причин невозможно.
Для выработки приоритетных направлений в развитии современного казачьего движения необходим взвешенный и скрупулезный подход к его историческому прошлому. Поэтому появление таких солидных монографий как "Казачьи войска России" Ю.Галушко и "Казачьи войска Российской империи" О.Агафонова, бесспорно, является заметным вкладом. Но какова же идеологическая стратегия этих книг?
К сожалению, по своему направлению они отражают лишь одну ветвь многогранного спектра существования казаков, содержательно ориентируясь на книгу В.Х. Казина "Казачьи войска", СПб., 1912 г., созданную в рамках узкого военного ведомства "Императорской Главной квартиры", и без ссылок
воспроизводя целый раздел, посвященный боевым наградам и отличиям казачьих полков и батарей. При этом О. Агафонов беззастенчиво претендует на приоритет в освещении данной темы, так на стр.3 читаем: "цельного труда, дающего научно выверенный портрет российского казачества на фоне всей его истрии не существовало"(следует понимать,видимо, что "цельный" труд наконец появился). Столь же некорректен О. Агафонов по отношению к книге Ю.Галушко, которая вышла в свет раньше. Соблюдая приницип взаимодополняемости, он не повторяет в приложении документов, опубликованных предшественником, что свидетельствует о знакомстве с этой книгой. Однако ни разу им не называется и не упоминается в библиографическом списке книга Галушко. Подобная научная недобросовестность в отношении коллеги снижает исследовательскую объективность О. Агафонова.
Выхватив из многогранного явления одну лишь его сторону, автор книги неизбежно исказил само значение слова "войско". В казачьем лексиконе, где понятийная семантика не всегда солвпадала с общепринятыми в русском языке нормами, лексема "войско" была многозначной, объемной и использовалась для обозначения не столько непосредственно военной стороны казачьешго существования, сколько для обозначения сообщества, казачьей среды в целом. Подобные особенности ссловоупотребления зафиксированы в административно-территориальном обозначении места компактного проживания донских казаков - Область В о й с к а Донского. В этом смысле показательной является структура книги М. Хорошхина "Казачьи в о й с к а", содержащая следующие главы: "История казачьих войск", "Организация управления и военно-административное разделение казачьих войск", "Территории казачьих войск", "Пути и средства сообщения", "Население","Занятия жителей", "Состояние капиталов казачьих войск и сведения о доходах и расходах", "Военная повинность казаков", "Общее заключение о значении казачьих войск как составной части вооруженных сил государства". Кроме этого книга содержит восемь приложений и две карты, т.е. представляет весь спектр существования казаков - от среды обитания до их социально-культурной деятельности.
Книги же Галушко и Агафонова, адресованные массовому читателю, а не военным историкам, сводят исконное понимание слова "войско" к его узкому
значению. По своей стратегической направленности эти работы являются продолжением либерального мифа об опричнике-вояке, к которому сейчас окончательно пытаются свести все представление о казаке и ориентировать на соответствующую деятельность современные казачьи структуры.
Отсюда понятны такие терминологические неточности как например, не совсем уместное употребление О.Агафоновым понятия "станица"(стр. 538), или полное его игнорирование в словосочетании "казак хутора Нижний Калмыков Усть-Медведицкого округа" (стр. 23), где нарушена общепринятая жесткая административно-топонимическая формулировка. Кузьма Крючков был прежде всего казаком Усть-Хоперской станицы. Именно принадлежность - "гражданство" одной из казачьих станиц и делала в правовом отношении в Российской империи казака - казаком, независимо от его сословной и этнической принадлежности. Приобретя права гражданства донских станиц Пятиизбянской, Нижнекундрюческой и Каменской, получили основания именоваться и считаться донскими казаками, соответственно, графы Граббе и Воронцовы-Дашковы и великий князь Борис Владимирович.Вместе с тем, многие казаки, выйдя из станичного общества и потеряв гражданство, казаками уже не считались, несмотря на пышную казачью родословную. Так произошло с отцом и дедом маршала Советского Союза Б.М. Шапошникова.Что касается округов, то это были чисто военно-административные образования, которые были введены в начале XIX века, границы которых многократно перекраивались им принадлежность к которым никак не характеризовала казака ни в правовом, ни даже в географическом, в данном случае, смысле. Это все равно, что сказать про нашего современнка, что он с улицы Ленина в Ленинградской области, не затруднившись назвать города или поселка, в котором он живет.
Не обозначена в рассматриваемых книгах проблема о возникновении казаков (у Галушко имеются только рассуждения по поводу семантики самого слова "казак"). Тем самым обойдена одна из самых острых тем на всем протяжении истории казаков; в критические для государства моменты она неизбежно возникала, поскольку от подходов к ней решался вопрос либо об этнической самобытности казаков, либо об их исконной принадлежности к русскому народу. В книге Агафонова содержатся факты, косвенно указывающие на коренные изменения качественного этнического состава казаков в XVIII в. после их, якобы, почти поголовного истребления по приказу Петра I.
Подобные ответственные суждения нуждаются в ссылках на достоверные документальные источники, чего нет у автора названной работы. Подобная практика проникла даже в научные издания (см. работу института Этнологии
РАН "Русские", М.1997 г.).
Столь же спорны попытки дать оценку развитию гражданско-правовых структур казачества. По Агафонову, с 1891 г. и вплоть до 1917 г. наблюдался прогресс их становления. На стр. 27 автор труда пишет:"Общественные дела с 1891 г. полностью перешли в ведение станичных властей". Однако, как свидетельствуют исторические данные, относительная полнота прав имела место лишь в XVI-XVII вв., а со времен Петра Великого наблюдался их неуклонный регресс, особенно страдало станичное общественное устройство. Например, В "Положении об общественном управлении в казачьих войсках" за 1870 г. в пункте 1 сказано: "Станичное общество составляется из всех без различий сословий жителей станицы, с принадлежащими к ней поселками и поселениями других наименований", а в таком же документе за 1891 г., на который ссылается Агафонов, в пункте 1 обозначено следующее: "Станичное общество составляют все лица войскового сословия, числящиеся в станице, с принадлежащими к ней поселениями". Налицо типичное проявление политики "разделяй и властвуй", обернувшееся для казаков трагедией гражданской войны, где основу белых составляли лица войскового сословия, а красных - считавшие себя бесправными иногородние крестьяне, которые до 1891 г. входили в состав станичных обществ в качестве полноправных его членов, ограниченных лишь правом участвовать в обсуждении вопросов, касающихся непосредственно лиц войскового сословия.Следует добавить, что значительную часть иногородних составляли потомки украинских казаков, чьи деды были "расказачены", но это изменение в их социально-политическом статусе мало отразилось на особенностях психофизического склада и воспитания в воинском духе. Что не преминуло сказаться - многие известнейшие военачальники советской поры были происхождением из иногородних крестьян украинского происхождения из казачьих областей- Думенко, Гречко, Лелюшенко и т.д.
Пытаясь популяризировать и оживить свое изложение, Агафонов, сотрудник Администрации президента Российской Федерации, не жалея страниц роскошно изданной книги, подробно и пафосно повествует о почетных шефах казачьих полков. Здесь опять же сквозит поверхностность, если не сказать некомпетентность, ибо все перечисленные личности, бесспорно заслуженные и знаменитые, столь же влияли на жизнедеятельность приписываемых им полков, сколь в недавнее еще время название станции "Площадь Ленина Ленинградского ордена Ленина метрополитена имени Ленина" влияло на график и скорость электропоездов. Даже с психологической стороны, понятие "свадебных генералов" было чуждо казачьему менталитету - прежде всего ценились воля, честь, воинская доблесть. К тому же казачья история вполне самодостаточна и ждет отображений еще не запечатленных подвигов и героев.
В книге Галушко обращает на себя внимание грубое нарушение автором научно-издательских принципов - здесь напрочь отсутствуют ссылки на первоисточники.
На наш взгляд, современная ситуация диктует более ответственное и взвешенное отношение к истории казачества во всем объеме этого сложного и неповторимого социально-этнического, гражданско-правового и культурного явления.Только при такой системе оценок прошлого возможно формирование новой идеологии и решение первостепенных практических задач в деле возрождения казачества как социально и культурно значимой составляющей современного российского общества.