Е.Н.
Колесникова,
В.Т. Новиков
(Санкт-Петербург)
О
книгах Агафонова и Галушко, посвященных
казачьим войскам Российской империи
За последнее столетие в исторической науке по ряду причин наблюдался крен в
сторону искажения или умолчания места и роли казачества в развитии Российского
государства. Уже в начале XX века под влиянием общественного нигилизма,
духовного брожения и культурно-эстетического декаданса, были предприняты
попытки формирования в общественном сознании мифологизированного образа казака
как малокультурного вояки-опричника.
В дореволюционные годы насаждение этого штампа оказалось не слищком
удачным - помешала 1-я Мировая война, когда беззаветная храбрость и высокая
степень военно-тактического искусства казаков заставили приумолкнуть их хулителей.
Образ казака в народном представлении продолжал оставаться овеянным ореолом
романтического героизма (об этом свидетельствуют фольклор и лубочное искусство)
и даже либеральная пресса вынуждена была это констатировать (см. об этом статью
В.Славенон в 7-м "Вестника Европы" за 11915 г., стр.99-101), не
говоря уже о патриотически настроенной части интеллигенции (см., например,
стихотворение Николая Гумилева "Смотрите, вот гусары смерти...").
Но, несмотря на положительный аспект в формировании образа казака, это время
также способствовало углублению крена в восприятии казачества лишь как военного
сословия, без учета всей совокупности этно-социальных, правовых,
духовно-нравственных и культурных его особенностей. В массовом общественном
сознании закрепился определенный типаж казака-вояки с положительным или
отрицательным содержательным наполнением. Чего нельзя сказать о
профессиональных историках и статистиках, которые продолжали составлять
летопись жизнедеятельности казачества во всем ее объеме (см., например,"Сборники
правительственных распоряжений по казачьим войскам", издававшиеся с 1865
по 1916 гг., книгу М.Хорошхина "Казачьи войска", СПб,1881г., а также
работы И.Краснова, Н.Краснова, Ф. Щербины и др.).
Военному аспекту казачьей жизни посвящались узко специализированные
ведомственные работы (см.,например, справочники императорской Главной
Квартиры.)
В настоящее время, когда появилась возможность возрождения казачества,
необходимо учитывать основные исторически сложившиеся идеологические
тенденции для того, чтобы не превратить это начинание в саморазрушающийся фарс.
Очевидно, что во всем прежнем социально-государственном объеме восстановление
казачества сейчас по ряду причин невозможно.
Для выработки приоритетных направлений в развитии современного казачьего
движения необходим взвешенный и скрупулезный подход к его историческому
прошлому. Поэтому появление таких солидных монографий как "Казачьи войска
России" Ю.Галушко и "Казачьи войска Российской империи"
О.Агафонова, бесспорно, является заметным вкладом. Но какова же идеологическая
стратегия этих книг?
К сожалению, по своему направлению они отражают лишь одну ветвь многогранного
спектра существования казаков, содержательно ориентируясь на книгу В.Х. Казина
"Казачьи войска", СПб., 1912 г., созданную в рамках узкого военного
ведомства "Императорской Главной квартиры", и без ссылок
воспроизводя целый раздел, посвященный боевым наградам и отличиям казачьих
полков и батарей. При этом О. Агафонов беззастенчиво претендует на приоритет в
освещении данной темы, так на стр.3 читаем: "цельного труда, дающего
научно выверенный портрет российского казачества на фоне всей его истрии не
существовало"(следует понимать,видимо, что "цельный" труд
наконец появился). Столь же некорректен О. Агафонов по отношению к книге
Ю.Галушко, которая вышла в свет раньше. Соблюдая приницип взаимодополняемости,
он не повторяет в приложении документов, опубликованных предшественником, что
свидетельствует о знакомстве с этой книгой. Однако ни разу им не называется и
не упоминается в библиографическом списке книга Галушко. Подобная научная
недобросовестность в отношении коллеги снижает исследовательскую объективность
О. Агафонова.
Выхватив из многогранного явления одну лишь его сторону, автор книги неизбежно
исказил само значение слова "войско". В казачьем лексиконе, где
понятийная семантика не всегда солвпадала с общепринятыми в русском языке
нормами, лексема "войско" была многозначной, объемной и
использовалась для обозначения не столько непосредственно военной стороны
казачьешго существования, сколько для обозначения сообщества, казачьей среды в
целом. Подобные особенности ссловоупотребления зафиксированы в
административно-территориальном обозначении места компактного проживания
донских казаков - Область В о й с к а Донского. В этом смысле показательной
является структура книги М. Хорошхина "Казачьи в о й с к а",
содержащая следующие главы: "История казачьих войск",
"Организация управления и военно-административное разделение казачьих
войск", "Территории казачьих войск", "Пути и средства
сообщения", "Население","Занятия жителей",
"Состояние капиталов казачьих войск и сведения о доходах и расходах",
"Военная повинность казаков", "Общее заключение о значении
казачьих войск как составной части вооруженных сил государства". Кроме
этого книга содержит восемь приложений и две карты, т.е. представляет весь
спектр существования казаков - от среды обитания до их социально-культурной
деятельности.
Книги же Галушко и Агафонова, адресованные массовому читателю, а не военным
историкам, сводят исконное понимание слова "войско" к его узкому
значению. По своей стратегической направленности эти работы являются
продолжением либерального мифа об опричнике-вояке, к которому сейчас
окончательно пытаются свести все представление о казаке и ориентировать на
соответствующую деятельность современные казачьи структуры.
Отсюда понятны такие терминологические неточности как например, не совсем
уместное употребление О.Агафоновым понятия "станица"(стр. 538), или
полное его игнорирование в словосочетании "казак хутора Нижний Калмыков
Усть-Медведицкого округа" (стр. 23), где нарушена общепринятая жесткая
административно-топонимическая формулировка. Кузьма Крючков был прежде всего
казаком Усть-Хоперской станицы. Именно принадлежность - "гражданство"
одной из казачьих станиц и делала в правовом отношении в Российской империи
казака - казаком, независимо от его сословной и этнической принадлежности.
Приобретя права гражданства донских станиц Пятиизбянской, Нижнекундрюческой и
Каменской, получили основания именоваться и считаться донскими казаками,
соответственно, графы Граббе и Воронцовы-Дашковы и великий князь Борис
Владимирович.Вместе с тем, многие казаки, выйдя из станичного общества и
потеряв гражданство, казаками уже не считались, несмотря на пышную казачью
родословную. Так произошло с отцом и дедом маршала Советского Союза Б.М.
Шапошникова.Что касается округов, то это были чисто военно-административные
образования, которые были введены в начале XIX века, границы которых
многократно перекраивались им принадлежность к которым никак не характеризовала
казака ни в правовом, ни даже в географическом, в данном случае, смысле. Это
все равно, что сказать про нашего современнка, что он с улицы Ленина в
Ленинградской области, не затруднившись назвать города или поселка, в котором
он живет.
Не обозначена в рассматриваемых книгах проблема о возникновении казаков (у
Галушко имеются только рассуждения по поводу семантики самого слова
"казак"). Тем самым обойдена одна из самых острых тем на всем
протяжении истории казаков; в критические для государства моменты она неизбежно
возникала, поскольку от подходов к ней решался вопрос либо об этнической
самобытности казаков, либо об их исконной принадлежности к русскому народу. В
книге Агафонова содержатся факты, косвенно указывающие на коренные изменения качественного
этнического состава казаков в XVIII в. после их, якобы, почти поголовного
истребления по приказу Петра I.
Подобные ответственные суждения нуждаются в ссылках на достоверные
документальные источники, чего нет у автора названной работы. Подобная практика
проникла даже в научные издания (см. работу института Этнологии
РАН "Русские", М.1997 г.).
Столь же спорны попытки дать оценку развитию гражданско-правовых структур
казачества. По Агафонову, с 1891 г. и вплоть до 1917 г. наблюдался прогресс их становления.
На стр. 27 автор труда пишет:"Общественные дела с 1891 г. полностью
перешли в ведение станичных властей". Однако, как свидетельствуют
исторические данные, относительная полнота прав имела место лишь в XVI-XVII
вв., а со времен Петра Великого наблюдался их неуклонный регресс, особенно
страдало станичное общественное устройство. Например, В "Положении об
общественном управлении в казачьих войсках" за 1870 г. в пункте 1 сказано:
"Станичное общество составляется из всех без различий сословий жителей
станицы, с принадлежащими к ней поселками и поселениями других
наименований", а в таком же документе за 1891 г., на который ссылается
Агафонов, в пункте 1 обозначено следующее: "Станичное общество составляют
все лица войскового сословия, числящиеся в станице, с принадлежащими к ней
поселениями". Налицо типичное проявление политики "разделяй и
властвуй", обернувшееся для казаков трагедией гражданской войны, где
основу белых составляли лица войскового сословия, а красных - считавшие себя бесправными
иногородние крестьяне, которые до 1891 г. входили в состав станичных обществ в
качестве полноправных его членов, ограниченных лишь правом участвовать в
обсуждении вопросов, касающихся непосредственно лиц войскового сословия.Следует
добавить, что значительную часть иногородних составляли потомки украинских
казаков, чьи деды были "расказачены", но это изменение в их
социально-политическом статусе мало отразилось на особенностях психофизического
склада и воспитания в воинском духе. Что не преминуло сказаться - многие
известнейшие военачальники советской поры были происхождением из иногородних
крестьян украинского происхождения из казачьих областей- Думенко, Гречко,
Лелюшенко и т.д.
Пытаясь популяризировать и оживить свое изложение, Агафонов, сотрудник
Администрации президента Российской Федерации, не жалея страниц роскошно
изданной книги, подробно и пафосно повествует о почетных шефах казачьих полков.
Здесь опять же сквозит поверхностность, если не сказать некомпетентность, ибо
все перечисленные личности, бесспорно заслуженные и знаменитые, столь же влияли
на жизнедеятельность приписываемых им полков, сколь в недавнее еще время
название станции "Площадь Ленина Ленинградского ордена Ленина
метрополитена имени Ленина" влияло на график и скорость электропоездов.
Даже с психологической стороны, понятие "свадебных генералов" было
чуждо казачьему менталитету - прежде всего ценились воля, честь, воинская
доблесть. К тому же казачья история вполне самодостаточна и ждет отображений
еще не запечатленных подвигов и героев.
В книге Галушко обращает на себя внимание грубое нарушение автором
научно-издательских принципов - здесь напрочь отсутствуют ссылки на
первоисточники.
На наш взгляд, современная ситуация диктует более ответственное и взвешенное
отношение к истории казачества во всем объеме этого сложного и неповторимого
социально-этнического, гражданско-правового и культурного явления.Только при
такой системе оценок прошлого возможно формирование новой идеологии и решение
первостепенных практических задач в деле возрождения казачества как социально и
культурно значимой составляющей современного российского общества.